Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

Да он ведь, подумала я, готов тут же меня инвертировать. В этот момент я серьезно хотела полностью пропустить этап с волдырным жуком. Мужик-то прямо исходил похотью. Если бы я хоть нагнулась, чтобы завязать шнурок, он бы сразу на меня и кинулся.

— Хотела пропустить — но не пропустила?

— Нет, — качнула головой Ясмин. — Я дала ему конфету.

— Почему?

— Потому что с ними во многом проще, когда они под влиянием жука. Они не очень понимают, что вообще происходит.

— И конфета хорошо сработала?

— Она всегда хорошо работает. Но тут была двойная доза, так что сработало еще лучше.

— Насколько лучше?

— Пидоры совсем другие, — сказала Ясмин.

— Верю тебе на слово.

— Видишь ли, когда обычный человек психеет от этого порошка, он хочет тут же, на месте, изнасиловать даму. Но когда от порошка психеет пидор, он не рвется сразу же отпидорить тебя. Он начинает лапать партнера за пипиську.

— Как-то не совсем удобно.

— Очень неудобно, — согласилась Ясмин. — И я понимала, что, если подпущу его к себе слишком уж близко, у него будет в руке раздавленный банан.

— Ну и что же ты сделала?

— Я все время отпрыгивала в сторону, и в конце концов он стал гоняться за мною по комнате, попутно сшибая всякие предметы.

— Тяжелая ситуация.

— Да, и посреди этого веселья дверь открылась, и снова вошла эта жуткая служанка. «Мсье Пруст, — завела она, — такое напряжение… ваша астма…» «Убирайся! — заорал он. — Убирайся, ведьма!»

— Наверное, она уже приучена к такому обращению.

— Наверняка приучена… К счастью, посреди этой комнаты стоял большой круглый стол, и я понимала, что если я буду держаться от него по другую сторону стола, он никогда меня не поймает. Скольких девушек спасал от похотливых стариков надежный круглый стол. Но беда в том, что ему это дело нравилось, и вскоре я стала подозревать, что такая вот гонка является для этих извращенцев важным предварительным этапом.

— Вроде как для завязки разговора.

— Да, — согласилась Ясмин, — и пока мы с ним так вот гонялись, он говорил мне всякие вещи.

— Какие вещи?

— Да похабель, — сказала Ясмин. — И повторять не хочется. И зря мы засунули этот банан.

— Почему?

— Слишком уж мощное вздутие, — сказала Ясмин. — Он сразу обратил внимание. И все это время, пока мы гонялись вокруг стола, он раз за разом указывал на эту штуку и пел ей всяческую хвалу. Меня так и подмывало сказать ему, что это просто дурацкий банан из гостиничной вазы с фруктами, но я себя разумно сдерживала. Этот банан доводил его прямо до психоза, да и жучиный порошок брал свое, и я неожиданно осознала всю трудность проблемы. Ну каким таким образом натяну я на него эту резиновую штуку, прежде чем он на меня набросится? Не могла же я сказать, что боюсь забеременеть.

— Да, звучало бы несколько странно.

— Так зачем же я, спрашивается, таскала с собой эту чертову штуку?

— Трудно объяснить, — сказал я, — очень трудно. Ну и как же ты вышла из положения?

— В конце концов я его спросила: «Мсье Пруст, вы меня хотите?»

«Да! — завизжал этот пидор. — Я хочу тебя больше, чем когда-нибудь что-нибудь в жизни хотел! Перестань бегать!»

«Чуть погодя, — сказала я. — Сперва вы наденете на него эту забавную штучку». Я вынула резинку из кармана и толкнула ее через стол. Он перестал за мной гоняться и удивленно уставился на незнакомый предмет. Вряд ли он в жизни видел что-нибудь подобное. «Что это такое?» — спросил он.

«Это называется щекотун, — соврала я, не моргнув глазом. — Знаменитый английский щекотун, изобретенный Оскаром Уайльдом».

«Оскар Уайльд! — воскликнул он. — Ха-ха-ха! Великий парень!»

«Он придумал щекотун, — сказала я. — И лорд Альфред Дуглас ему помогал».

«Лорд Альфред, — воскликнул он, — тоже был отличный парень!»

«Король Эдуард Седьмой, — продолжила я, намазывая масло потолще, — никуда не ходил без щекотуна в кармане».

«Король Эдуард Седьмой! — воскликнул он, беря со стола эту самую штуку. — Так с этим правда хорошо?» «Это удваивает кайф, — сказала я. — Наденьте поскорее, будьте паинькой, а то мне уже не терпится».

«А ты мне помоги».

«Нет, — твердо сказала я, — сделайте все сами». И пока он копошился с этой штукой, я… ну… было же никак нельзя, чтобы он увидел этот банан, так ведь?.. И я знала, что приближается этот жуткий момент, когда мне придется спустить брюки…

— Положение малость неловкое.

— Но деваться все равно было некуда. Поэтому, пока он возился с великим изобретением Оскара Уайльда, я повернулась к нему спиной, спустила брюки и заняла то, что мне казалось верной позицией, перегнувшись через спинку дивана.

— Господи, Ясмин, ты же не хочешь сказать, что позволила ему…

— Конечно же нет, — сказала Ясмин, — но мне нужно было спрятать банан и не дать ему за него схватиться.

— Да, но тогда он бросился на тебя?

— Он врезался в меня, как таран.

— Ну и как же ты уклонилась?

— А я не уклонилась, — улыбнулась Ясмин, — в том-то вся и штука.

— Что-то я тебя не совсем понимаю. Если он врезался, как таран, и ты никуда не уклонилась, значит, он должен был тебя протаранить.

— Он протаранил меня, но совсем не так, как ты думаешь. Видишь ли, Освальд, мне кое-что припомнилось. Мне припомнилась история про Уорсли, его брата и быка, и как быка заставили думать, что пиписька его совсем не там, где она была. А. Р. Уорсли за нее ухватился и направил ее в сторону.

— И ты теперь сделала то же самое?

— Да.

— Но конечно, не в мешок, как это сделал Уорсли.

— Ты что, Освальд, совсем дурак? Зачем мне какой-то там мешок?

— Ну конечно… нет… я понимаю, о чем ты… но ведь это же было довольно сложно?.. В смысле, что… ты же отвернулась… а он тебя прямо протаранил… тут же нужно было действовать быстро и ловко?

— Я и действовала быстро. Я поймала его в момент удара.

— И что же он, даже не заметил?

— Ничуть не больше, чем заметил бык. Даже меньше, и я скажу тебе почему.

— Почему?

— Начнем с того, что он совсем сдурел от порошка, ты согласен?

— Согласен.

— Он хрюкал, сопел и махал руками, да?

— Да.

— И голова его была запрокинута, как у того быка, верно?

— Наверное…

— И самое главное, он считал меня мужчиной. Он думал, что делает это с мужчиной, верно?

— Конечно.

— И его пиписька была в подходящем месте. Ей было хорошо, верно?

— Верно.

— А по устройству его мозгов это значило, что она во вполне определенном месте. У мужчины нет другого места.

Я взирал на нее в немом восхищении.

— Он не мог не обмануться, — сказала она, а затем извлекла улитку из раковинки и кинула себе в рот.

— Блестяще, — сказал я, — абсолютно блестяще.

— Я тоже так думаю.

— Это обман наивысшей степени.

— Спасибо, Освальд.