Роальд Даль - Мой дядюшка Освальд

— Что случилось? — спросил я, чувствуя, как у меня дрожат поджилки.

— Налей мне, — приказала она. — Бренди.

— Да успокойся ты, — сказал я, наливая ей чистый бренди. — Расскажи лучше, что там было. Расскажи мне самое худшее.

Ясмин отпила чуть не половину стакана, откинулась на спинку стула, прикрыла глаза и сказала:

— Да, так уже лучше.

— Бога ради, — закричал я, — расскажи мне все-таки, что там случилось!

Она допила остаток бренди и попросила налить ей снова; я мгновенно исполнил ее желание.

— Большая приятная комната, — начала Ясмин. — Высокий приятный король. Черные усы, весьма галантный, мягкий и симпатичный. Взял конфету безо всяких фокусов, и я начала отсчитывать минуты. Английский у него идеальный.

«Вы знаете, леди Виктория, — сказал он, постукивая пальцем по письму. — Как-то не нравится мне это дело. Оно абсолютно не в духе моего шурина. Король Георг — самый прямой, самый честный человек, какого я когда-либо встречал».

«Он просто человек, ваше величество».

«Он идеальный муж».

«Беда только в том, что он женат», — сказала я.

«Конечно же, он женат, — сказал король. — На что это вы намекаете?»

«Из женатых мужчин получаются довольно скверные мужья, ваше величество».

«Мадам, вы порете несусветную чушь!» — бросил он резким голосом.

— Так почему же, Ясмин, ты сразу от него не отстала? — возопил я в голос.

— Да не могла я, Освальд. Начав в таком духе, я никогда не могу остановиться. Знаешь, что я сказала дальше?

— Не знаю, но хочу знать, — сказал я. Меня прошиб холодный пот.

— Я сказала: «Как мне кажется, если сильный красивый мужчина вроде Георга будет из года в год питаться одним лишь рисовым пудингом, его непременно потянет на что-нибудь вроде икры».

— Господи, спаси и помилуй.

— Я знаю, что сморозила глупость, прекрасно знаю.

— И что же он тебе ответил?

— Его лицо позеленело. Я думала, он меня ударит, но он только шипел и брызгал слюной, как фейерверочная петарда, из тех, что долго шипят и сыплют искрами и лишь потом громко бухают.

— И он бухнул?

— Да, но не тогда. Хакон вел себя крайне достойно. Он сказал: «Я бы попросил вас, мадам, не сравнивать королеву Англии с рисовым пудингом».

«Простите, ваше величество, — сказала я. — Мне и в голову не приходило кого-нибудь обидеть». Я стояла посреди комнаты, потому что он не предложил мне присесть. Да черт с ним, подумала я, выбрала большой зеленый диван и вытянулась на нем, готовая к последствиям жучиного порошка.

«Я просто не понимаю, — сказал он, — как Георг мог дойти до такого».

«Да бросьте вы, ваше величество, — сказала я, — он не более чем следует примеру отца».

«Не понимаю, мадам, что вы хотите этим сказать?»

Но меня уже вовсю несло.

«Старый Эдуард Восьмой, — сказала я, — кой черт, да он же макал свой королевский фитиль во все посудины королевства».

«Да как вы смеете! — закричал он, взорвавшись впервые за все это время. — Все это ложь!»

«А как насчет Люси Лэнгтри?»

«Король Эдуард был отцом моей жены, — сказал он ледяным голосом. — Я не позволю оскорблять его в моем доме».

— Ну что, скажи мне Христа ради, Ясмин, понесло тебя все это говорить! — закричал я. — В кои-то веки ты получила симпатичного короля, так непременно должна была все испоганить.

— Он действительно приятный мужик.

— Так зачем же ты все это делала?

— А во мне, Освальд, какой-то чертик сидит. Ну и, наверное, мне просто нравилось.

— С королями так не говорят.

— Говорят, говорят, — уверила меня Ясмин — Видишь ли, Освальд, не имеет значения, что ты там говоришь и как ты там их разозлишь: все потом покроет жучиный порошок. В конечном счете это они выглядят глупо.

— Но ты же говоришь, что все сорвала?

— Ты послушай, что там случилось. Высокий статный король расхаживал по комнате и что-то бормотал себе под нос, а я в то время смотрела на часы. Не знаю уж почему, но девять минут тянулись невыносимо долго. Затем король сказал: «Ну как можно делать такое своей королеве? Как можно унизиться до того, чтобы соблазнить ее мужа? Королева Мэри — чистейшая, благороднейшая женщина страны».

«Вы и вправду так думаете?» — прищурилась я.

«Я это знаю , — сказал он. — Она чиста, как свежевыпавший снег».

«Подождите секундочку, ваше величество, — сказала я. — Неужели до вас не доходили нехорошие слухи?»

Когда я, Освальд, это сказала, он дернулся, как ужаленный скорпионом.

— Ну и нахалка же ты, Ясмин!

— Это было забавно, — сказала она. — Я просто хотела пошутить.

— Шуточки у тебя!

— «Слухи! — закричал король. — Какие еще слухи?»

«Очень нехорошие слухи», — сказала я.

«Да как вы смеете! — рявкнул он. — Как вы смеете входить в этот дом и так говорить про королеву Англии. Вы, мадам, распутница и лгунья!»

«Может, я и распутница, — сказала я, — но уж никак не лгунья. Видите ли, ваше величество, в Букингемском дворце есть некий конюший, полковник гренадеров, он такой из себя видный, с черными колючими усами, так он каждое утро встречается с королевой в манеже и дает ей уроки верховой езды».

«Почему бы ему и не давать? — бросил король. — Что такого в верховой езде? Я и сам ею занимаюсь».

Я взглянула тайком на часы. Девять минут подходили к концу. В любой миг этот гордый высокий король мог превратиться в жалкого старого развратника. «Ваше величество, — сказала я, — мы с Георгом неоднократно подсматривали в окошко в конце манежа и видели…» Я осеклась. Я утратила голос. Я не могла продолжать.

— Да что же такое вдруг случилось?

— Я думала, что у меня инфаркт. Я стала хватать ртом воздух. Я не могла совладать с дыханием, по всему моему телу разбегалось такое странное чувство, вроде мурашек. Я уже точно думала, честно, именно так и думала, что с секунды на секунду могу откинуть копыта.

— Так что же это такое было?

— Именно так и спросил меня король. Он ведь, Освальд, и вправду порядочный человек. Меньше минуты назад я говорила ужасные вещи про его английских свойственников, и тут он вдруг обеспокоился моим благополучием. «Хотите, я вызову врача?» — спросил он заботливо, но я не могла даже ответить. Я просто громко рыгнула. А затем где-то в моих подошвах зародилось это жуткое щекотное ощущение, зародилось и поползло по ногам вверх. «Меня парализовало, — думала я. — Я не могу говорить. Не могу двигаться. Почти не могу думать. Я умру с минуты на минуту». А затем — бух ! Он меня шарахнул!

— Да кто же, бога ради, этот «он»?

— Жук, конечно же.

— Подожди-подожди, да как же это…

— Я съела не ту конфету! Я их перепутала! Я дала ему обычную, а жучиную съела сама!

— Господи, Ясмин!

— Ну дура я, дура, сама понимаю. В этот момент до меня дошло, что же такое со мной случилось, и я сразу подумала, что нужно мотать отсюда к чертям, прежде чем я предстану даже большей дурой, чем есть в действительности.