Ярослав Гашек - Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

— Поверьте, до сих пор я мало видел радости в жизни. Меня удивляет этот вопрос!

— Чего же по-пустому беспокоиться об отъезде маршевого батальона. У первой маршевой роты, с которой я ехал, было все готово в два часа. Другие роты нашего тогдашнего маршевого батальона готовились в дорогу целых два дня, а наш ротный командир лейтенант Пршеносил (франт такой был!) прямо нам сказал: «Ребята, не спешите!» — и все шло как по маслу. Только за два часа перед отходом поезда мы начали укладываться. Самое лучшее подсаживайтесь..

— Не могу, — с геройской самоотверженностью ответил бравый солдат Швейк. — Я должен итти в канцелярию. А вдруг еще кто-нибудь по телефону позвонит?

— Ну идите, мое золотце. Но только запомните раз навсегда, что это некрасиво с вашей стороны и что настоящий ординарец никогда не должен быть там, где он нужен. Никогда не исполняйте так рьяно своих обязанностей. Поверьте, душка, нет ничего хуже суетливого ординарца, который бегает и суетится за всех.

Но Швейк был уже за дверьми и спешил в канцелярию своей роты.

Ванек остался одиноким, так как никак нельзя было сказать, чтобы штабной писарь составлял ему компанию. Последний совершенно уединился и бормотал, гладя графин от вина, самые удивительные вещи без всякой связи между собой.

— Я много раз проходил по этой деревне, но и понятия не имел о том, что она существует на свете. Через полгода я сдам государственные экзамены и получу степень доктора философии… Я стал старым калекой. Благодарю вас, Люси. Если вы появитесь в хорошем издании, может быть, найдется кто-нибудь, кто помнит это.

Старший писарь от скуки стал барабанить какой-то марш, но долго скучать ему не пришлось: дверь отворилась, и вошел повар с офицерской кухни Юрайда. Юрайда сел на стул.

— Мы сегодня получили приказ, — залопотал он, — запастись на дорогу коньяком. Так как у нас не было оплетенной бутыли, то нам пришлось опорожнить одну бутыль с ромом. Пришлось-таки здорово приналечь! Вся прислуга в лежку! Я обсчитался на несколько порций. Полковник опоздал, и ему ничего не досталось. Так ему там теперь делают омлет. Вот я вам скажу комедия!

— Занятная авантюра, — заметил Ванек, который за вином всегда любил вставить красивенькое словцо.

Повар Юрайда принялся философствовать, что фактически отвечало его бывшей профессии. Перед войной он издавал оккультический журнал и серию книг под названием «Загадки жизни и смерти». На военной службе ему удалось примазаться к офицерской полковой кухне, и очень часто, когда он, бывало, увлечется чтением старых индийских Сутер Прагуа Парамита («Откровения мудрости»), у него подгорало жаркое.

Полковник Шредер ценил его, как полковую достопримечательность. Действительно, какая офицерская кухня могла бы похвалиться поваром-оккультистом, который, заглядывая в тайны жизни и смерти, удивлял всех таким филе на сметане или рагу, что смертельно раненый под Комаровым поручик Дуфек все время призывал Юрайду,

— Да, — сказал ни с того, ни с сего Юрайда, еле державшийся на стуле: от него на десять шагов разило ромом, — когда сегодня не хватило на господина полковника и когда он увидел, что осталась только тушеная картошка, он впал в состояние гаки. Знаете, что такое «гаки»? Это состояние голодных духов. Я сказал ему: «Господин полковник, хватит у вас сил к преодолению предопределения судьбы: а именно, что на вашу долю не хватило телячьей почки. В карме предопределено, чтобы господин полковник сегодня вечером получил божественный омлет с рубленой тушеной телячьей печенкой».

— Милый друг, — обратился он вполголоса после небольшой паузы к старшему писарю, сделав при этом широкий жест и опрокинув все стоявшие перед ним на столе стаканы. — Существует бесплотие всех явлений тел и вещей, — мрачно произнес после этого движения повар-оккультист. — Форма есть бесплотие, и бесплотно есть форма. Бесплотие не отделимо от формы, форма не отделима от бесплотен. То, что является бесплотием, является и формой, то, что есть форма, есть бесплотие.

Повар-оккультист скрылся за завесу молчания, подпер рукой голову и стал созерцать мокрый залитый стол.

Писарь из штаба мычал что-то дальше, не имевшее ни начала, ни конца:

— Хлеб исчез с полей, исчез с полей, исчез… И в таком настроении он получил приглашение и пошел к ней. Праздник Троицы бывает весной.

Старший писарь Ванек барабанил по столу, пил и время от времени вспоминал, что у продовольственного магазина его ждут десять солдат во главе со взводным. Вспомнив это, он улыбался и безнадежно махал рукой.

Позже, вернувшись в канцелярию маршевой роты, он нашел Швейка у телефона.

— Форма есть бесплотие, а бесплотие есть форма, — произнес он с трудом, завалился одетый на койку и сразу уснул.

Швейк продолжал все время сидеть у телефона, так как два часа тому назад ему по телефону сказал поручик Лукаш, что он все еще на совещании у господина полковника, но забыл разрешить ему отойти от телефона.

Потом с ним говорил по телефону взводный Фукс, который все это время с десятью рядовыми не только напрасно прождал старшего писаря, но даже двери продовольственного магазина нашел запертыми. Наконец он куда-то отошел, и десять рядовых один за другим вернулись к себе в казармы.

Время от времени Швейк забавлялся тем, что снимал телефонную трубку и слушал. Телефон был новейшей системы, недавно введенной в армия, и обладал тем преимуществом, что в него можно было вполне отчетливо слышать все телефонные разговоры по целой линия.

Обоз переругивался с артиллерийскими казармами, саперы угрожали военной почте, полигон крыл пулеметную команду.

А Швейк, не вставая, сидел да сидел у телефона…

Совещание у полковника продолжалось.

Полковник Шредер развивал новейшую теорию о полевой службе и особенно подчеркивал значение минометов.

Он перескакивал с пятого на десятое, говорил о расположении фронта два месяца тому назад, на юге и на востоке, о важности тесной связи между отдельными частями, об удушливых газах, об обстреливании неприятельских аэропланов, о снабжении солдат на фронте, и потом перешел к внутренним взаимоотношениям в армии.

Разговорился об отношении офицеров к нижним чинам, нижних чинов к унтер-офицерам, о перебежчиках, о том, что пятьдесят процентов чешских солдат политически неблагонадежны.

— Да, господа, что ни говорите, но Крамарж, Шрейнер и Клофач… [103] Чешские политические деятеля: Крамарж и Шрейнер — лидеры национал-демократов; Клофач — лидер социал-националистов. Прим. перев .

Большинство офицеров при этом думало, когда наконец старый пустомеля перестанет нести эту белиберду, но полковник Шредер продолжал городить всякий вздор о новых задачах новых маршевых батальонов, о павших в бою офицерах полка, о цеппелинах, о проволочных заграждениях, о присяге.