Ярослав Гашек - Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны. Часть вторая

Услышав, что еще полчаса тому назад он должен был быть у полковника Шредера, поручик стал быстро одеваться.

— Опять, Швейк, удружили вы мне! — сказал он голосом, полным безнадежного отчаяния.

Швейк попытался успокоить его дружеским словом, прокричав вслед выбежавшему бомбой поручику Лукашу:

— Ничего, полковник подождет: ему все равно нечего делать!

Минуту спустя после ухода поручика, в канцелярию вошел старший писарь Ванек.

Швейк сидел на стуле и подкладывал в маленькую железную печку угли, кидая через отворенные дверки куски угля в огонь. Печка чадила и воняла, а Швейк продолжал забавляться, не обращая внимания на Ванека, который остановился и несколько минут наблюдал за Швейком, наконец не выдержал, захлопнул ногой дверцу печки и сказал Швейку, чтобы тот оттуда убирался.

— Господин старший писарь, — произнес с достоинством Швейк, — позвольте вам заявить, что ваш приказ убраться не только отсюда, но вообще из лагеря, при всем моем желании исполнить не могу, так как подчиняюсь приказанию высшей инстанции. Ведь я ординарец, — гордо добавил Швейк. — Господин полковник Шредер прикомандировал меня в 11-ю маршевую роту к господину обер-лейтенанту Лукашу, у которого я был прежде денщиком, но благодаря моей врожденной интеллигентности я получил повышение на ординарца. Мы с господином обер-лейтенантом уже старые знакомые. А чем вы занимались, господин старший писарь, в мирное время?

Полковой писарь Ванек был так обескуражен фамильярным панибратским тоном бравого солдата Швейка, что, забыв о своем чине, которым очень любил блеснуть перед простыми солдатами, ответил, как будто бы был подчинен Швейку.

— Я служил приказчиком в аптекарском магазине в Кралупах. Фамилия моя Ванек.

— Я тоже учился аптекарскому делу, ответил Швейк. — в Праге у пана Кокошки на Перштине [99] Улица в центре Праги. Прим. перев . . Он был большой руки чудак, и когда, как-то по ошибке, я запалил бочку с бензином и у него сгорел дом, он меня выгнал, и в цех меня уже нигде больше не принимали, так что из-за этой глупой бочки с бензином мне не удалось доучиться. Приготовляли ли вы также целебные травы для коров?

Ванек отрицательно покачал головой.

— Мы приготовляли целебные травы для коров вместе с освященными образочками. Наш хозяин Кокошка был исключительно набожный человек и вычитал как-то, что святой Пилигрим исцеляет скот от раздутого брюха. Так, по его заказу на Смихове напечатали образки святого Пилигрима, и он отнес их в Эмаусский монастырь, где их ему и освятили за двести гульденов, а потом мы их вкладывали в конвертик с нашими целебными травами для коров. Корове эти целебные травы сыпали в теплую воду и давали ей пить эту бурду из лохани. При этом скотине прочитывалась маленькая молитва к святому Пилигриму, молитву же эту сочинил наш приказчик Таухен. Дело было так. Когда эти образки святого Пилигрима были напечатаны, так на другой стороне нужно было напечатать какую-нибудь молитву. Так вот наш старик Кокошка позвал Таухена и говорит ему, чтобы он к следующему утру сочинил молитву к нашим образкам и целебным травам, чтобы завтра, в десять часов, когда он придет в лавку, все уже было готово, чтобы можно было отправить в типографию: коровы уже давно ждут этой молитвы. Одно из двух: если сочинит хорошо — он ему гульден на бочку выложит, нет — через две недели получит расчет. Пан Таухен целую ночь потел, а утром, невыспавшийся, пришел открывать лавку, а у него ничего еще не было написано. Мало того: забыл, как святой этих целебных трав зовется. Выручил его из беды посыльный Фердинанд. Тот на все руки был мастер. Когда мы на чердаке сушили чай из ромашки, так он, бывало, разумеется и влезет в эту самую ромашку ногами. Он говорил нам, что от этого ноги перестают потеть. Умел он ловить голубей на чердаке, умел открывать конторку с деньгами, обучал нас и еще другим способам подрабатывать, и у меня, у мальчишки, дома была такая аптека, я ее из лавки в дом к себе натаскал, какой не было, и «У милосердных» [100] Одна из крупнейших и лучших пражских больниц, обслуживаемая католическими монахами ордена «Милосердные братья». Прим. перев . . Так вот тот самый Фердинанд и выручил из беды Таухена. «Позвольте. — говорит, — взглянуть». Пан Таухен немедленно послал меня за пивом для него, и не успел я еще принести пива, а уж Фердинанд наполовину был готов с этим делом и прочел нам во всеуслышание:

Потом, когда выпил пива и как следует лизнул валериановых капель, дело пошло быстро, и он в одно мгновение прекрасно закончил:

Затем, когда пришел пан Кокошка, пан Таухен пошел с ним в контору, а когда вышел оттуда, показал нам два золотых, а не один, как ему было обещано. Ну, он хотел разделить их пополам с паном Фердинандом, но слугу Фердинанда, когда он увидел эти два золотых, сразу обуял бес корыстолюбия, говорит: «Или все или ничего!» Ну тогда пан Таухен ему ничего не дал, а оставил эти два золотых себе. Потом привел меня в магазин, дал мне подзатыльник и сказал, что я получу сто таких подзатыльников, если когда-нибудь осмелюсь сказать, что не он сочинил. А если бы Фердинанд пошел жаловаться к нашему хозяину, то я должен сказать, что слуга Фердинанд — лгун. Мне пришлось в этом присягнуть перед бутылкой с уксусной эссенцией. Ну, а наш слуга принялся вымещать на целебной траве для коров. Смешивали мы эти травы в больших ящиках на чердаке, а он, где только находил, сметал мышиное дермо, приносил его и примешивал к этой целебной траве. Потом собирал на улице конские катушки, сушил их дома, толок в ступке для целебных трав и тоже подбрасывал в целебные травы для коров с образом святого Пилигрима. Но и на этом он не успокоился. Он мочился в эти ящики, испражнялся в них, а потом все это размешивал. Выходило вроде каши из отрубей…

Раздался телефонный звонок. Старший писарь подбежал к телефонному аппарату и с отвращением отбросил трубку.

— Придется итти в полковую канцелярию. Так вдруг. Это что-то мне не нравится!

Швейк опять остался один.

Через минуту раздался опять телефонный звонок.

Швейк начал телефонный разговор.

— Ванек?.. Он ушел в полковую канцелярию. Кто у телефона?.. Ординарец 11-й маршевой роты. А кто там?.. Ординарец 12-й роты. Мое почтение, коллега. Моя фамилия?.. Швейк. А твоя? Браун! Это не твой родственник Браун на Набережной улице в Карлине — шляпочник. Нет?.. Не знаешь такого… Я тоже с ним не знаком. Я проезжал как-то на трамвае мимо, и его вывеска мне бросилась в глаза. Что новенького?.. Я ничего не знаю. Когда едем?