Йозеф Лада - Картинки похождений бравого солдата Швейка

На другой день утром Швейк вместе с товарищем занялся колкой дров. Чуточку поработав, Швейк обратился к напарнику: «За что бы человек ни взялся, что бы ни делал, а выгорит дело единственно, если есть благое намерение!.. Вот, к примеру, был в одном городе староста… Вызывают его раз к окружному начальнику, чтобы значит община приготовилась встречать его величество. Пан староста приказал строить триумфальные арки, а сам давай сочинять надпись. Надпись к арке приколотили ночью и завесили покрывалом. Государь император приехал, городовой сдернул покрывало, и люди читают замечательную надпись: «Благословен наш бог отец и сын! К нам едут Франц-Иосиф господин!»

Сильно это государю императору понравилось, и староста получил на память золотые часы и золотой крест «За заслуги» с короной… Потом, когда он уже очень состарился, выбрали опять же городским старостой его сына. Примерно через год зовут того сына к окружному начальнику и тоже велят готовиться к встрече его величества. Покупает тогда сынок тоже полотна, собственноручно малюет надпись, прибивает и завешивает ее покрывалом. А папаше — ни гу-гу!.. И вот едет государь император. Городовой сдернул покрывало и на триумфальной арке красуется надпись: «Молись за нас, пресвятая мать! Едут к нам император опять!» Потом этого старосту сместили и вкатили ему четыре месяца за государственную измену и оскорбление императорской фамилии».

«Говорят, государь император не знает по-чешски», — подал голос солдат. «Царствовать, брат, — хлопот не оберешься, — взял императора под свою защиту Швейк. — Не приходится удивляться, если иной раз выйдет какая промашка. Как однажды: спрашивает он где-то в Моравии старосту: «Урожай в этом году хороший?» А староста, мужик неотесанный, отвечает: «Рожь, говорит, ваше величество, хорошо уродилась, пшеница замечательная, а вот картошка, так та совсем г… о!» Запомнил государь это выражение. Через неделю приезжает в Пршеров и видит, что его встречает мало детей. «Ваше величество, — оправдывался учитель, — половина детей больна…» — «Ich weiss, я знаю, — закивал головой государь, — совсем г…, совсем г…».

Кадет Биглер уже настолько оправился, что захотел после обеда тронуться в путь, но Швейк запротестовал: «Так что осмелюсь доложить, господин кадет, вы еще слабы, а старуха говорит, что ночью опять пойдет дождь». Кадет мысленно признал, что Швейк прав. Однако на следующий день, уже с утра, он почувствовал себя после сна таким окрепшим, что к нему вернулся боевой дух и он тут же накричал на солдата, готовившего завтрак: «Черт побери, Herrgott! Как вы стоите, когда я с вами разговариваю? Раскорячили свои ножищи! Станьте во фронт!» После завтрака Биглер дал команду двигаться. Он расплатился со старухой, которая поцеловала ему руку, и первым вышел из хаты… Дозор направился на север, чтобы выбраться на шоссейную дорогу.

Швейк с товарищем поотстали. Немного погодя, солдат сказал Швейку: «Когда проголодаешься, ты мне скажи. Я у этой бабы батон колбасы стянул». — «И не стыдно тебе таких хороших людей обирать! — отчитывал его Швейк. — Мне молодуха сама дала кусок окорока и буханочку хлеба. А утром я свернул шею шести цыплятам и двум курочкам. Рюкзак у меня битком, еле тащу. Как бы все это не протухло!» Швейк оглянулся на гостеприимную хату и в сентиментальном порыве стал напевать: «Когда я уходил от вас, прекрасная была погода». Кадет, шедший первым, внезапно остановился и, козырьком приложив руку к глазам, посмотрел вперед.

Затем Биглер молниеносно плюхнулся наземь и засипел: «Неприятель! Русские! Ложись!» Боевой соратник Швейка при слове «русские» бросил винтовку и поднял руки вверх. Кадет весь напрягся и смертельно побледнел, сжимая в руке револьвер. Швейк, который пока ничего не видел, опустился возле него на колени и с интересом спросил: «Господин кадет, а где они, русские?» Кадет повалил Швейка рядом с собой наземь и вытянул вперед руку с револьвером. И тут Швейк заметил противника: между домиками брели три русских солдата, двое постарше и один молодой, совсем еще мальчик. Они шли, лениво переставляя ноги и покачиваясь на ходу, как медведи. С винтовками, болтавшимися на шпагате.

Кадет, увидев, что Швейк по команде «Заряжай!» сует обойму с патронами не тем концом, вырвал у него из рук винтовку, зарядил ее сам и прошипел: «Скотина, зарядить не умеет! Цельтесь лучше!» — «На прицел!» — скомандовал он пронзительным голосом и поднял револьвер. Но «Пли!» Биглер уже не произнес: Швейк резко рванул его руку с оружием вниз и закричал: «Иезус-Мария! Господин кадет, неужто вы их хотите застрелить? А что ежели мы выстрелим и не попадем? Тогда ведь они могут нас убить! А если мы их перестреляем, придется могилы рыть, а это вам, господин кадет, в такую жарищу тоже не шуточки! Представьте себе, что они тоже потеряли свою часть и теперь будут тоже плутать по свету…

Ни один полк их к себе не возьмет, никто им ни жалованья не выдаст, ни на довольствие не поставит. Они, может, только и думают, чтобы в плен попасть; они, может, услыхали про нас и думают, что мы их будем таскать с собой и заботиться об ихнем пропитании. Но уж это дудки! — У нас в командирах кадет Биглер, а он не такой дурак, чтобы подбирать разных русских подкидышей!» Еле волоча ноги, русские потащились дальше. Швейк отпустил кадета и, показывая на острия четырехгранных штыков удаляющихся русских солдат, отеческим тоном произнес: «Господин кадет, мы сейчас себе жизнь спасли. Я-то вообще щекотки не боюсь, но сдается мне, что если пощекотать такой зубочисткой, то удовольствие это не из приятных!»

Кадет Биглер направился к лесу. И лишь там, дабы не уронить свой офицерский авторитет, напустился на Швейка: «Сейчас командую я! Что бы я ни приказал, вы будете исполнять! И заткните свою глотку, понятно?» — «Осмелюсь доложить, понятно. Есть исполнять ваши приказания и заткнуть глотку, — согласился Швейк. — Так что осмелюсь доложить, господин кадет, не прикажете кусочек колбаски? Хорошая колбаса, сухая и с чесноком». Они расположились на траве и кадет разложил карту. Швейк, заглядывавший ему сначала через плечо, потом спросил: «Господин кадет, нашли уже, где бы наш батальон мог быть? Говорят, на этих генеральных картах все как есть бывает!» Кадет не отвечал, с головой уйдя в карту.