Йозеф Лада - Картинки похождений бравого солдата Швейка

«А ныне нашему верховному главнокомандующему, державному монарху «Уррра, уррра, уррра!» Солдаты без особого огонька прокричали «Ура!», а капитан, спустившись с бочки, уже неофициально добавил: «В плен, ребята, лучше не суйтесь. Этак вы бы не пришли из России может даже через десять лет! А если кого убьют, жена получит триста крон. К слову сказать, до скончания века мы тут все равно не останемся. Или, может, кто-нибудь хочет жить вечно?» Сагнер стал всматриваться в солдатские лица и его взгляд остановился на Швейке с такой проницательностью, что тот, выйдя из строя и приложив руку к козырьку, отчеканил: «Никак нет, не хочу!» После этого была отдана команда «Шагом марш!»

Пушки бухали оглушительней и чаще, выстрел за выстрелом. Швейк и Балоун шли за Лукашем. Великан-мельник молился, сложив руки на подсумках, а Швейк его утешал: «Не трусь. Если тебя убьют, жена получит сто пятьдесят гульденов. Слыхал, как капитан говорил?» Вдруг далеко впереди рявкнули орудия и над головами солдат что-то с грохотом пронеслось. Те из них, которые были на позициях впервые, с любопытством озирались. Бывалые солдаты, стреляные воробьи, заверили их: «Покуда бьет через головы, все в порядке! Вот когда такой горшок шлепнется промежду нас, тогда, ребята, со смеху животики надорвете!»

Неожиданно высоко над головами разорвалась шрапнель, по всему полю взметнулись фонтанчики пыли. Следом за первой — вторая. Сквозь ее свист раздался срывающийся от волнения голос надпоручика Лукаша: «Рота-а! В цепь!» Под оглушительный рев унтеров, расталкивающих солдат налево и направо, рота рассыпалась цепью. Фельдфебель из третьего взвода гнал от себя прочь какого-то солдатика: «Проваливай, дура! Не знаешь, как в цепь разворачиваться?» — «Не знаю, — плача, запротестовал солдатик, — из ополчения мы, нас не учили!» — «Иезус-Мария, они нам сюда форменных молокососов посылают, им бы еще кормилицу!» — в отчаянии закричал фельдфебель.

В смешавшихся боевых порядках задние напирали на передних, подгоняемые остервенелым «Vorwarts! Вперед!» Швейк оглянулся и увидел вокруг себя одни незнакомые лица. Толстый и сильный немец заметил этот взгляд. Ткнув Швейка локтем в бок, он злобно проворчал с издевкой в голосе: «Тебе что, сзади фронт держать захотелось, du Scheisser?.. Ты, обосранец, это же только для господ офицеров!» — «Не в том дело, друг, — ответил Швейк. — Я, видишь ли, ординарец и должен находиться при обер-лейтенанте. Чтоб, когда будет туго, сбегать за какой ни на есть подмогой. А то этот балда Балоун в такой свалке тоже наверняка отбился…»

В этот момент в ряды наступающих угодила граната. Огромный огненный смерч вырвался из земли, удушливый дым окутал все вокруг, земля содрогнулась с такой силой, что Швейк не удержался на ногах и упал. Спустя мгновение, ощупывая себя, он уже говорил: «Вот-те раз, вот это фейерверк! Пожалуй похлеще, чем в Янов день в Праге на Стрелецком острове. Только такой тарарам — это вовсе не обязательно. Да и кого-нибудь убить, неровен час, тоже может!» Цепь снова выравнялась. Крики «Vorwarts! Вперед!» стали еще истошнее, доходя до исступления. Гранаты уже рвались сзади, за наступающими. Швейк поднялся и перебежал к большому кусту шиповника, растущему на меже.

Только он улегся на новом месте, как к нему подскочил офицер-венгр и, угрожая револьвером, погнал его вперед. Швейк заметил, что за рядами наступающей пехоты движется целый заслон из жандармов и офицеров. «Вроде облавы. Как в Праге, когда полиция кого-нибудь ловит!» — подумал он про себя. Вновь очутившись в свалке, Швейк, наконец, скатился в выкопанные на скорую руку окопы, где остервенело стреляли какие-то солдаты, уморенные и запыхавшиеся донельзя. И вновь ударили слова команды: «Примкнуть штыки! В атаку! Vorwarts!» Людская масса полезла через бруствер. В мгновение ока солдаты пролетели пару шагов, отделявших их от русских окопов, и хлынули в них.

Но тут уже было пусто. Кроме нескольких раненых, в окопах никого не оставалось: все вовремя отошли. «Не задерживаться! Vorwarts!» — командовали офицеры. Цепь атакующих перешагнула первый ряд траншей и ушла в темень. Один Швейк остался с ранеными. «Эка они вас отделали, ребята! — сочувственно промолвил Швейк, дав одному из них попить из своей походной фляжки. — Что же вы, не могли загодя отсюда сдрапать? А то с нашим воинством шутки плохи! И то сказать: иной может и в гражданке по пьяной лавочке нанести тяжелое увечье!» Через некоторое время солдаты вернулись. Русские исчезли в ночи, словно сквозь землю провалились. Солдаты ругались: «Теперь утром опять за ними гонись!»

«Много их еще осталось, братцы? — поинтересовался Швейк. — Вообще бы неплохо разделить их поровну на все время, пока война. Чтоб на каждый день по одинаковой порции. А то это такое дело, что хапать все сразу не стоит… В Младой Болеславе в сберкассе служил один кассир. Тот тоже тащил деньги из кассы потихоньку да полегоньку. Чтоб подозрительно не было. И хоть брал он помалу, а все же, в конце концов, обобрал сберкассу подчистую. Даже если аппетит весь мир проглотить, и то не стоит разевать рот зараз! Так уже много народу себе челюсти повывихивало! Он, государь император наш, тоже пятьдесят лет мирно царствовал, пока толком подготовился к войне!»

Когда Швейк возвращался с поля боя, кто-то выбрался из гущи солдат и бросился к нему в объятия: «Швейк! Жив курилка?» — «А то как же! — просиял Швейк. — Здорово, Марек, дружище! Я-то думал, больше тебя не увижу, что ты уже в лазарет катишь!» — «Капитана Сагнера унесли санитары. Говорят, контузия!» — «Полно тебе болтать — контузия! Это у него пилюльки такие, от которых сознание теряют. Доктор ему их дал. Я его уже три раза на передовой видел и ни разу дальше первой атаки дело не заходило. Чуть что — хлоп с катушек, а потом начинаются обмороки, пока в тыловой госпиталь не попадет».