Александр Попов - Нью-Йоркский марафон. Записки не по уму

В России живу на первом, без вида на небо. Тут я баловень судьбы, у меня есть балкон с выходом на него.

Задолго до России, во времена СССР, в один из дней июня я одаривал цветами российского флага женщин: прошлой – незабудки, настоящей – ландыши, будущей – землянику.

Между двух спин – поцелуй.

Жизнь была задумана музыкой без слов. Так бы оно и было, если бы человек не вмешался. Он к каждой ноте, к паузе каждой понавесил ярлыки слов. Песни случаются, но редко. Чаще человек музыку жизни сводит на нет.

Мой кумир проморгал революцию из-за влюбленности. Нет, я не ровня, равняюсь. Проморгал страну по этой же причине.

Если бы не было детей, люди бы оглохли от гула слез.

А капли в струях узнают друг друга?

– Часы на правой руке портят время.

– А на левой?

– На левой ему легче.

– Кто муж слова?

– Соломон.

Если начинаешь раздражать окружающих, значит где-то рядом счастье бродит.

Соседние страны от нас отвернулись. Нельзя, это Земля!

С демографией при нашей географии не ахти.

В последнюю перепись дельфинов с котиками вынудили принять гражданство.

– А был ли Соломон?

– Он есть!

Страна у нас молодая, играет и играет в войну с собственным народом и никак наиграться не может.

Эх, если бы Сахалин на Крым махнуть. Курилы бы от улыбки до экватора растянулись.

Мощность бумагопотока сравнима с гидроресурсами страны. А его всепогодность восхищает до зависти вприсядку.

Памятники убирать нельзя! Пока стоят, место занято. Как только снесут, другие явятся, и похлеще.

Меня не волнует, что первично: материя или сознание. Покоя не дает другое. От кого пошла форма усов над губой: от Гитлера или от Чаплина?

Человек – черта. Переступишь, пиши пропало.

Если бы Земля по форме была схожа с телом, на ее локтях бы высилась Россия.

У человека два сердца: одно нижнее, другое важное.

– Ты что так разглядываешь?

– Жизнь.

– Ну, и как?

– Она тут другого рода.

Говорят, грядет проверка прописки на Земле. Тех, у кого ее нет, отправят на историческую родину.

– А у времени есть господин?

– У всего есть господин.

– А кто он, господин времени?

В день выборов упраздняют деньги в общественном транспорте и в туалетах.

Посуда, на любой полке посуда. У людей не так. Чуть повыше поставил, и Земля на одного человека худеет.

Второй век народ бежит, а жилья всё одно не хватает. Интересно, когда других насытим собой, куда они побегут?

– А человек чем пахнет?

– Светом.

Чай в пакетах победил чифир. Давайте наладим выпуск водки в одноразовых пакетиках. Тарная экономия – раз, карман не тянет – два, про три молчу.

Наша экономика основана на переименованиях городов, улиц, людей, взглядов…

Самое страшное биологическое оружие – власть.

Если на один из необитаемых островов свезти политиков, а на другой уголовников, на каком ангел родится?

Секунды прошлого простят нынешних?

Политика Запада двухцветна – это убожество. России – одноцветна, а это позорище.

Россия – посредник между Западом и Востоком. Посредственность – ее удел?

Птиц по осени на Юг тянет, меня – на Запад. Шаги в ту сторону продлевают осень.

Всем когда-то доктор поставил диагноз «жить!». Доктора нет, а диагноз? Где диагноз?

Русский царь всё пировал, народ бедствовал, до края докатился. А царю всё нипочем, нагрузил людей непомерным. Море черное выпить, расстояние от земли до неба определить да отгадать, о чем царской голове думается. Закручинился народ русский, в смурь впал. Решил из последней пряжи веревку вить, зыркнул на небо из остатних сил, а там облако Конфуция ухмыляется.

– Эй, русский, давай вместо тебя к царю схожу.

– Сделай милость, мне его в тягость видеть.

Переоделось облако в смурь русскую и к царю отправилось.

– Ну что, народ, готов море черное выпить?

– Готов, царь-батюшка.

– Ладно, а каково расстояние от земли до неба?

– Возьми пряжу и измерь, ровнехонько будет.

Дивится царь уму-разуму народному да на последний вопрос надеется.

– Ну, а скажи, о чем я думаю?

– Ты думаешь, перед тобой твой народ стоит, и ошибаешься. Конфуций я, ты понял, Кон-фу-ций!

|

Годам угодны гении.

И человек, и истина – дети. Они то в прятки, то в жмурки играют.

– Причина первой русской революции?

– Чехов умер.

– Второй?

– Толстой ушел тайком из страны.

– А третья будет?

– На нее народа не хватит.

– С чего народ начинается?

– Со спины.

_?

– У евреев она стена плача, немцы свою сломали.

– А у нас как со спиной?

– У нас она кремлевская.

Нельзя систему выборов власти спускать сразу на людей. Нужно ее на собаках опробовать. Если не рехнутся четвероногие, то и двуногие умом не тронутся.

У космонавтов дублеры есть. Почему их нет у губернаторов, у мэров? Сколько бы людей кучеряво зажило.

Интересно, в горбачевский период шампанское о борт разбивали? Неужели корабли в плаванье насухую шли?

Депутат с икрой – бутерброд.

У меня знакомый гримирует голубей под попугаев.

Его как-то спросили:

– Почему ни один из ваших не заговорил?

– Они слишком умны для этого.

Проснулся русский правитель, затревожился и спросил у зеркала:

– Какова цена моя?

Думало, думало зеркало и поморщилось:

– Христа продали за тридцать сребреников, ты не дороже.

Разум разрушает. Разоружение – отказ от разума.

Вывод? Выход в никуда.

Власть менять нельзя. После смены праздники в рост, а за будни обидно.

Пока человек не дотянется до звезд, от неба не убудет.

Одна сторона зеркала приговорена к стене, другой хуже – она осуждена на нас.

В прежние времена книги читал, нынче подсел на новости: кто кого убил, изнасиловал, украл. Уши на осень потянуло. Опадают уши. Надежда на нос, там всегда весна.

У нас в городе театр с химчисткой соединили. Сдал одежку и на спектакль. Публика довольна, актеры при зарплате. Директора от учебника химии не оторвать. Как выразился главреж: «Чистая душа к одежде чистой липнет».

Общеизвестно, к дрессировке тяготеют высокоразвитые животные. Это убаюкивает и позволяет жить в согласии со своим народом.