Жюль Лермина - Нью-Йоркские тайны

Нью-Йорк. Середина января. Свирепая стужа…

Всю неделю, не переставая, шел снег, и сейчас казалось, что огромный город завернут в саван. Была суббота, Одиннадцать часов только что пробило.

В полнолуние высокие дома Бродвея отбрасывали резко очерченные тени на мостовые, покрытые густым ковром ослепительной белизны. По краям крыш, на колоннадах, на фронтонах гостиниц, на карнизах подвалов — везде лепился снег, собираясь в углах, сглаживая их и причудливо ломая правильность гранитных форм.

Газовые фонари с своими почтовыми ящиками, покрытыми льдом, бросали на землю желтоватый свет, который ложился фантастическими бликами на господствующий белый фон. Улицы были пустынны. Только изредка кое–где медленно перемещалась вдоль стен фигура полисмена — призрака в плоской шапке, в коротком форменном камзоле и с дубинкой в кожаных ножнах на боку…

Миновав Бродвей, Ратушу, улицу Пирль, войдем в лабиринт узких и темных улиц, плотно окружающих мрачный центр, называемый Могилами. Название это не оригинально. Подобные Могилы можно встретить в Бостоне и во многих других городах Союза. Это — нью–йоркская тюрьма. Здание ее тяжело, как надгробный памятник. Она сродни египетским монументам, она мрачна, огромна и будто всей тяжестью своей давит заключенные в ней пороки. От этого места до парка Сен—Джон и далее на восток, а на запад — до реки, по которой перевозят пассажиров, лошадей и экипажи пароходы Бруклина, Вильямсбурга и Лонг—Айленда, — простирается таинственный город — обиталище носителей Зла во всех его проявлениях и видах. В центре этого города и стоит на своем бессменном посту тюрьма.

В то время, когда оцепеневший от холода богатый город мирно засыпает, город бедняков еще бодрствует. Теперь–то видны все его пороки. Граждане этого города дружно заполняют кабаки, берут приступом стойки и прилавки. Завтра воскресенье. Акцизное правило запрещает в этот день продажу спиртных напитков. И поэтому каждый запасается с вечера до полуночи.

Кабачок "Старый Флаг", что на улице Бакстер, набит битком. Перед узкой оцинкованной стойкой проходит бесконечная процессия, и целый дождь бумажек всех цветов и размеров, заменяющих металлические деньги, сыплется на нее.

— Убирайтесь к черту! — орет толстая Нэт, пышная дочь Ирландии, которая не поспевает удовлетворять покупателей и наполнять оловянные посудины, безостановочно к ней протягиваемые.

— Ого! — замечает один из клиентов за столом в углу: — Нэт уже сердится! Значит, скоро полночь!

Между тем толпа стала уменьшаться. Некоторые не имеют терпения дотащиться домой, чтобы там смаковать запрещенный напиток… Они выпили его тут же из оловянной посуды и, одуревшие, подперли стены… Нэт решает, что нора принять энергичные меры,..

Но вот является помощь. Зловещий голос, громкий, несмотря на хроническую хрипоту, — звучит с порога. Он был похож на визжание тупой пилы по железной полосе.

— Уйдете ли вы, уберетесь ли, окаянные собаки! — скрежещет он. — Вы, пожалуй, думаете, что я плевать стану на закон, лишь бы вам сделать удовольствие? Ну, подымайтесь, да как можно скорей!

Высокий, крепкий, широкоплечий мужчина подкрепляет слова действием. Он хватает одного за руку, другого за плечо. Они шатаются: то ли под действием виски, то ли от его толчков. Ему все равно. Он толкает их и вышвыривает на улицу. Когда бьет полночь, последний пьяница падает головой вперед в снег, на котором отпечатываются его колени и локти.

Дверь "Старого Флага" закрывается, ставни запираются, железные запоры фиксируются болтами. День, посвященный молитве, начался. В кабачке остаются только трое посетителей. Они неподвижно облокотились на стол.

Догги, хозяин кабачка "Старый Флаг", последним толчком плеча в дверь убеждается, что она заперта, а затем подходит к этим троим.

— Эй, старики! Вы остаетесь здесь спать?

И по плечу каждого из пьянчуг он отвешивает весомый удар. Один из них от толчка катится со скамейки и опускается на пол как мешок с картошкой.

— Проклятие! — ворчит Трип, второй из этой грациозной тройки.

Он оборачивается, скрежеща зубами, как собака, которая готова укусить. Но его лицо мгновенно разглаживается — он узнал друга.

— Доброе утро, Моп! — кричит Догги, пытаясь разбудить второго спящего,

Затем он оглядывается по сторонам.

— А где же Бам? Тут он замечает, что Бам и есть тот, кто уже лежит на полу.

— Ох! — говорит Трип, махнув рукой: — Славный парень… но — слаб…

Бама оставляют на полу и начинают разговор. Моп — имя которого или, вернее, кличка, означает "Тряпка" — существо жирное, маслянистое, с толстыми губами, большими глазами, толстыми обвисшими щеками. Оно распухшее, раздутое, обрюзглое…

Трип, по кличке "Подножка", человек поношенный, зеленоватый, исхудалый, с моргающими и красными глазами. Что же касается того, которого звали Бам (мошенник), то о его лице нельзя ничего сказать, так как его не видно в мутной темноте, его окружающей…

Грязная посуда еще стоит на столе. Собеседники негромко подводят итоги прошедшего дня, героем которого стал Моп, обобрав одного джентльмена, возвращавшегося из какого–то клуба в санях…

— Рискованно! — замечает Догги. — Так можно заработать ожерелье из пеньки1.

— Пустяки! — отвечает Моп, кладя на стол портфель. — Немой2 не может говорить…

— Покажи–ка, — бросает Трип, протягивая руку. — О! Тут документы!3

— Подай их мне сюда, — произносит Догги тоном человека, облаченного властью и привыкшего к повиновению.

Но в тот момент, когда он только что вынул несколько бумаг из портфеля и собирался рассмотреть их, глухой и слабый стук раздается у двери "Старого Флага".

— Что это? — вздрагивают мошенники.

— Шш… — шепчет Догги.

Он гасит лампу и прислушивается. Новый стук… На этот раз можно различить, что стучат палкой или хлыстом. Догги кричит грубым голосом:

— Кто там? Проходите своей дорогой!

— Откройте, откройте сейчас же, — отвечает свежий и молодой женский голос.

— Знаете, — говорит Трип, — будем осторожны… Это не шутка ли полиции?..

— Погодите, я узнаю…

Догги, человек предусмотрительный, подтаскивает к двери стол и, вскарабкавшись на него, открывает потайное окошечко в передней стене. На этот раз голос повторяет более нетерпеливо и сердито:

— Открывайте же… скорей… скорей…

— Ну? Что? — спрашивают Трип и Моп.

— Женщина, — отвечает Догги.

— Одна?

— Одна. Она приехала в санях… Одета богато… К черту! Я открываю…

Да, нечасто такое происходило в этом черном и грязном притоне! В проеме двери вместе с волной холода возникает силуэт молодой женщины. Она высока, с густыми каштановыми волосами, роскошными волнами падающими на меховой воротник. Догги с лампой в руке невольно отступает назад при виде ее очаровательного лица, украшенного огромными голубыми глазами… Бархатная кофточка подчеркивает тонкую талию девушки… Рука, обтянутая тонкой перчаткой, придерживает складки длинной юбки–амазонки.