Марк Твен - Любопытное приключение

„Мы думаем, что лучше отложить дело до тех пор, пока не уйдут обе роты. Я хочу сказать, что четверо внутренних так думают. Не сообщался с остальными из боязни привлечь внимание. Говорю четверо, потому что мы двоих потеряли; их взяли во фронт тотчас же по принятии. Положительно необходимо взять двух на их место. Двое ушедших были братья из Тридцатимильного пункта. Мне нужно открыть нечто весьма важное, но я не могу доверить этого настоящему способу сообщения. Испытаю другой“.

— Маленький негодяй, — сказал Уэбб, — кто бы мог предположить, что он шпион? Однако, это ничего не значит, разберем все обстоятельства дела и посмотрим, в каком оно положении. Во-первых, мы отыскали в своей среде мятежника и шпиона, которого мы знаем; во-вторых, открыли, что в нашей среде существует еще три мятежника, нам неизвестных; в третьих, шпионы попали к нам очень простым и легким способом, а именно, затесавшись в солдаты союзной армии, и, очевидно, двое из них перешли на нашу сторону и были взяты во фронт; в четвертых, существуют вспомогательные шпионы „вне“ форта — число их не определено; в пятых, у Уиклоу есть важное дело, которое он боится сообщить „прежним способом“ и собирается „испытать другой“. Вот как обстоит дело. Теперь что нам предпринять? Схватить ли Уиклоу и заставить его признаться или поймать того, кто берет письма из конюшни, и заставить его рассказать все, или же сидеть смирно и ждать, что будет дальше?

Мы порешили на последнем, рассудив, что пока нам нет надобности прибегать к крайним мерам, так как очевидно, что заговорщики будут ждать, пока эти две роты перестанут стеснять их. Мы снабдили Стерна полнейшими полномочиями и приказали ему употребить все усилия, чтобы узнать другой способ сообщение Уиклоу. Мы затеяли смелую игру и на этом основании решили возможно дольше удалять от него всякое подозрение. Стерну было приказано немедленно возвратиться в конюшню и, если еще она не была занята, положить письмо на прежнее место, предоставив его заговорщикам.

Ночь прошла без всяких происшествий. Она была холодная, темная, сырая, дул пронизывающий ветер, но я все-таки вставал несколько раз с своей теплой постели, лично делал обход и смотрел, все ли в порядке и на-стороже ли часовые. Всякий раз я находил их бодрствующими и бдящими. Очевидно, прошел слух о тайной опасности и удвоение караула послужило поводом к этому слуху. Раз, перед утром, я столкнулся с Уэббом, гулявшим по жестокому ветру, и узнал от него, что он тоже несколько раз делал обход, чтобы удостовериться, все ли в порядке.

Происшествие следующего дня ускорили развязку. Уиклоу написал новое письмо. Стерн предшествовал ему в конюшне, увидел, как тот положил его, и захватил письмо, как только Уиклоу скрылся из виду; затем вышел оттуда и следовал за маленьким шпионом на расстоянии; по его пятам шел сыщик в партикулярном платье, так как мы сочли благоразумным иметь под рукой поддержку закона, в случае нужды. Уиклоу отправился на железнодорожную станцию и дождался там Нью-Йоркского поезда. Затем встал на платформе, всматриваясь в лица выходящих пассажиров. Пожилой джентльмен, с зелеными, выпученными глазами, с тросточкой в руках, вышел прихрамывая и остановился около Уиклоу, выжидательно смотря на него. В одну секунду Уиклоу рванулся вперед, сунул конверт в его руку и исчез в толпе. В следующую секунду Стерн выхватил у него письмо и, быстро проходя мимо сыщика, шепнул ему: „Следуйте за старым джентльменом, не упускайте его из виду!“ Затем Стерн пробрался сквозь толпу и вернулся в крепость.

Мы заперлись и приказали караульному никого не пускать.

Сначала распечатали письмо, захваченное в конюшне. В нем было следующее:

„Священный Союз нашел в обычном ружье приказание от начальника, оставленное там прошлою ночью, которое отменяет прежние инструкции, данные подчиненной части. Оставил в ружье обычное указание, что приказание достигло назначения“.

Уэбб прервал чтение:

— Разве мальчик теперь не под постоянным надзором?

Я сказал:- Да, он находился под строжайшим надзором со времени захвата его первого письма.

— Тогда каким же образом он может положить что-нибудь в ружье или что-нибудь оттуда вытащить и не быть пойманным?

— Да, — сказал я, — мне это не особенно нравится.

— Мне тоже, — сказал Уэбб. — Это просто значит, что между самыми часовыми есть заговорщики. Без их помощи это не могло быть сделано.

Я послал за Рэйбурном и приказал исследовать батареи и посмотреть, что там можно найти. Затем мы продолжали чтение письма:

„Новые приказание очень решительны и требуют, чтобы ММММ были ФФФФ к трем часам завтрашнего утра. Две сотни прибудут маленькими партиями, с поездом и иначе, с разных сторон и окажутся во-время на указанном месте. Сегодня я раздам значок. Успех, по-видимому, обеспечен, хотя что-то должно быть открыто, потому что караул удвоен и начальство прошлой ночью несколько раз делало обход. В. В. приезжает сегодня с юга и получит секретные приказание по другой методе. Вы все шестеро должны быть в 166, ровно к двум часам по пополудни. Там вы найдете Б. Б., который вам передаст подробные указания. Пароль тот же, что в последний раз, только наоборот: первый слог ставьте последним, последний — первым. Помните ХХХХ. Не забывайте. Будьте мужественны. Прежде чем взойдет солнце, вы будете героями, прославитесь на веки. Вы прибавите бессмертную страницу к истории. Аминь.“

— Гром и Марс, — сказал Уэбб, — да мы, как видно, попадаем в горячую переделку.

Я сказал, что вещи, несомненно, начинают принимать весьма серьезный оборот.

— Готовится отчаянное предприятие, это ясно, как день; назначается для него сегодняшняя ночь, это тоже ясно. Точное свойство предприятия, т. е. я подразумеваю способ его ведения, скрыть от нас этими непонятными эфами и эмами. Но конечная цель всего этого, мне кажется, захват и плен поста. Теперь мы должны действовать быстро и решительно. Я думаю, что мы ничего не выиграем, продолжая свою тайную политику с Уиклоу. Мы должны также, как можно скор узнать, где находится 166, чтобы иметь возможность накрыть там шайку в 2 часа пополуночи. Самый быстрый способ узнать это — добыть силою признание у этого мальчика. Но прежде всего, прежде, чем совершить решительный шаг, я должен изложить факты военному департаменту и просить полномочия.

Приготовили шифрованную депешу. Я прочел ее, одобрил и отправил. Затем мы окончили обсуждение вышеприведенного письма и распечатали то, которое было взято у хромого джентльмена. В конверте ровно ничего не было, кроме совершенно чистого листа почтовой бумаги. Это был большой удар для наших горячих, ревностных ожиданий. Мы почувствовали себя такими же бледными, как бумага, и вдвое глупее; но это продолжалось лишь с минуту, потому что мы сейчас же подумали о „симпатических чернилах“. Мы подняли бумагу к огню и ждали, пока выступят буквы под влиянием теплоты, но на бумаге ничего не появилось, кроме слабых черточек, ничего, нам не говоривших. Тогда мы послали за доктором и предложили ему испробовать все известные ему способы до тех пор, пока не нападет на настоящий, и принести мне содержание письма, как только ему удастся вызвать его на поверхность. Это была довольно скучная проволочка и мы, понятно, сердились страшно, так как вполне надеялись узнать из этого письма важнейшую тайну заговора.