Сергей Шапурко - Чайки за кормой (сборник)

– И ведь не ругался, не хамил, не угрожал, – заговорил вслух независимый кандидат, выпуская наружу внутреннее напряжение, – хотя, вон, Герасим Му-Му ни одного плохого слова не сказал, а просто взял и утопил.

Сколько ни пытался Мондель объяснить служителям пенитенциарной системы, что он задержан по недоразумению и чудовищной ошибке, каменные лица вертухаев оставались каменными. Если же кандидат, не отягощенный политическими обязательствами, начинал рассказывать о своих вполне конкретных видах на кресло мэра и, в связи с этим, о своей неприкосновенности, охранники оживали и начинали бить его резиновыми дубинками. Физическое воздействие применительно к себе он не одобрял и раздухарялся еще больше.

Конечным итогом поисков правды стал для Монделя карцер.

Когда его ввели в узкий каменный «мешок», то там уже находился человек. Он был небольшого роста, тощий и в больших профессорских очках. Человек сидел на корточках и что-то писал карандашом на тетрадном листе.

Мондель, имеющий обширный тюремный опыт, знал как надо правильно заходить в хату.

– Здорово, каторжанин!

Худой на приветствие не отреагировал, продолжая писать. Лицо он имел задумчивое.

Харитон не придал особого значения замкнутости постояльца карцера – мысли его были в другом месте.

«Надо как-то связаться с Прихватовым. Он меня вытянет отсюда. Вытянет… А зачем ему, собственно говоря, меня вытягивать? Деньги он в меня еще не вкладывал. Ну, посадили одного, он на другого поставит. Ему не важен конкретный человек, ему необходим проплаченный мэр. Может быть, как-нибудь выйти на Закругляева и согласиться с его условиями? А где он сейчас этот Закругляев? Где-то тут неподалеку и сидит, если судить по срочному вызову в прокуратуру. Вот же ситуация!»

От невеселых мыслей независимого кандидата отвлек худой сосед. Он закончил писать, поднялся и подошел к Харитону.

– Ципер у тебя прикольный. И читальник, зырю, забугорный и прочее в цвет. Поскрипел я малость: чакма, напервой взвешиваю себе. Пока червяком корябал, пас за тобой. Бебики не бегают, стоишь реально – свой пацан. Так вот что толкую: объяви свою масть, холодный.

Сдерживая свое удивление, Мондель ответствовал:

– Прежде чем базар держать, клево было бы заварганить веник грузинский, потом по дури женатой пройтись и чалдонку перетрусить. Но не там мы тусанулись, брат. Два с боку в дырку цынкуют. Выдры нет, кипишить без понту. А про масть так пробазарю: сидельцем я был, им и век вековать буду.

– Разговоры правильные разговариваешь, но салазки мои нелопушные – не того ты роду-племени.

– Нынче, да, шуршу по-другому. На бугра городского мечу. Но, сам просекаешь, хапа ушла, черный день на пороге.

– На бугра, базаришь… – задумчиво проговорил худой и, подумав с минуту, сказал:

– Кличь меня Мопсом. Пасу город этот теплый. Человек мне нужен, чтобы вогнать его в хибару главную и чтобы стоял он там как свая, своих пацанов оберегая и отмазывая. И без кипешу чтобы.

Мондель уловил удачность поворота и заметил:

– Есть такой. Дело поставит – на цырлах пиджаки насаться будут. И для правильных всегда крыша будет.

– Не стоит пустому базару греметь. На то, что послезавтра будет, плечо подставлю, если сам не сдюжишь. Кресло тебе притаранят. С тебя же – завод кирпичный и два причала в порту. Это – на общак.

– Условия реальные. Шуршать пора, а я – в темнице.

Худой подошел к двери и постучал.

– Сейчас все обставим и разведем реально, – спокойным голосом сообщил он Монделю.

Когда тяжелая дверь растворилась, Мопс приказал:

– Маломальского сюда, быстро!

Через пару минут явился Серафим Александрович. Лицо его было заспанным и взволнованным одновременно.

– Вот его, – Мопс указал на Харитона, – прямо сейчас – на свободу.

– Но, необходимо подготовить документы, есть процедура… – начал было начальник тюрьмы.

– Я не ясно выразился?! Или бунтов давно не было в твоем «зоопарке»?! – гневно сверкнул глазами пахан.

– Постараюсь уладить как можно скорее.

– Ты уж постарайся.

Пока Мопс общался с Маломальским, Мондель поднял с пола бумагу, на которой писал худой.

«Сильно!» – подумал Мондель, прочтя стихи.

С формальностями утряслось быстро, и через пятнадцать минут он уже шел по городской улице и размышлял.

«Зачастил я что-то в каменный замок. Надо это дело прекращать, а то на другие развлечения времени не останется».

Но стратегические идеи следовало оставить на будущее – послезавтра, 10 августа, должны были состояться выборы.

Необходимы были срочные действия.

Главного акционера порта Олега Евгеньевича Прихватова независимый кандидат нашел в гостинице. Он играл в напольный гольф и общался со своим помощником.

– Рад снова вас видеть, Олег Евгеньевич!

Прихватов наморщил лоб, вспоминая. От этого его лицо приняло такое выражение, будто бы он только что выпил залпом полный стакан уксуса.

Наконец он извлек из памяти необходимые данные и спросил:

– Кандидат в мэры?

– На данный момент, единственный, – радостно сообщил Мондель и добавил, интимно подмигнув, – как и договаривались.

Олег Евгеньевич перевел взгляд на помощника. Тот сразу же заговорил:

– Остальные снялись в выборов. Но не все… Остался еще и Безобразников.

– Этот не в счет. Он – сумасшедший, – парировал Харитон.

Прихватов вновь глянул на помощника.

– Это действительно так, но он зарегистрирован как кандидат на пост главы администрации.

– За идиота никто не проголосует! – зло сказал Мондель. Неожиданное препятствие слегка вывело его из себя.

– Российский электорат самый непредсказуемый в мире. А юродивые пользуются в стране уважением и сочувствием, – монотонным голосом поведал помощник.

Хозяин порта перевел взгляд на Монделя.

– Если все так, как сообщает ваш секретарь, то значит есть определенные трудности. Тогда те средства, которые вы любезно согласились вложить в мою избирательную компанию, тем более необходимы для окончательной победы.

Прихватов посмотрел на помощника.

– Агитация за сутки до выборов запрещена.

Олег Евгеньевич перевел взгляд на независимого кандидата.

– Деньги нужны не для агитации. Для полной гарантии надо произвести вброс нужных бюллетеней на некоторых избирательных участках. Эта процедура дорогостоящая.

Ход был за секретарем.

– Это уголовно наказуемое деяние. Олег Евгеньевич чист перед российским законом.