Светлана Багдерина - Вы не ждали нас…

Чародей ничего не сказал, только хмыкнул, фыркнул, крякнул, одним глотком допил остатки давно остывшего чая, и стал выбираться из-за стола.

– Спать пошли, молодежь, – ворчливо пробурчал он лукоморцам. – Завтра ни свет, ни заря вставать, а они тут расселись…

Иванушка с нетерпением глянул на мага.

– Значит, завтра… то есть, уже сегодня утром мы выступаем?

– Я подозреваю, что поскольку лошадь многомудрого чародея взяла расчет, а повозка осталась на болоте, то, скорее всего, мы всё-таки вылетаем… – тихо вздохнул шерстяной голос с печки.

До «Евсея» ему не хватало килограммов шестидесяти. До «Евсея Никандровича» – еще столько же.

Любой царской дочке на ее месте первой и единственной пришедшей в таком положении в голову мыслью было бы позвать горничную. Но царевна Лукоморская и Лесогорская любой царской дочкой никогда не была, и сейчас быть ей начинать не собиралась. А применение горничных в каких бы то ни было ситуациях она вообще считала неспортивным.

Естественно, под обтекаемым «никому» имелось в виду вполне конкретное «кое-кому».

В пределах недели. Воспаление пневмонии, как гласил официальный диагноз, поставленный Елизаром – серьезное заболевание.

Оказался слегка мал. А на один палец – велик. Нет в жизни гармонии.

Кому это – «никому» – наверное, пояснять не надо.

Естественно, в Сенькиных.

Для облачка прямоугольник – самая неправильная форма.

Сантименты – сантиментами, а коробейника ноги да язык кормят.

Перед закрытой на десять замков, заколоченной и заложенной кирпичом дверью. При этом не без основания подозревая, что хозяин давно уже выбыл в неизвестном направлении.

По виду – гибриду плакучей ветлы и карликового баобаба.

«Не забыть пополнить запасы в ближайшей деревне. Записать бы надо… Гром и молния, куда опять задевался мой блокнот? И грифель?..»

Еще рубль в кошелек предприимчивого Горбыля.

Справедливости ради надо сказать, что на болоте и он не сдался без боя, и перестал стонать, вздыхать, ворчать и взывать к высшим силам и справедливости только после абсолютно искреннего предложения чародея почистить его по прибытии на место лошадиным скребком.

Врать Иван так и не научился.

И ошибся – Адалет нашаривал без так непредусмотрительно выключенного света свой посох, прислоненный к столу то ли где-то слева, то ли справа, то ли спереди.

Хотя, такие эпитеты, как «антикварная», или даже «ископаемая», были бы к ней более применимы.

Проистекающая, не исключено, от правого сапога, надетого на левую ногу. Или наоборот.

Конечно, можно было предположить, что он еще и был слеп…

Приказать спустить с лестницы мага, даже если всё указывает на то, что он шарлатан и фигляр, на Белом Свете мало кто осмеливался. И царя Василия среди этих немногих не было.

Впрочем, эффектность исхода была безнадежно испорчена слишком впечатлительным молоденьким стражником у дверей. В порыве волнения у бедняги вылетело из головы, в какую сторону они открываются, и с полминуты он, не слыша советов старшего товарища, нервно, и даже почти успешно пытался выломать их вместе с петлями, косяком и частью стены. Кипевший и плевавшийся кипятком чародей за спиной сообразительности ему тоже явно не добавлял.