Светлана Багдерина - Где водятся волшебники?

Потому что с высоты даже в семь метров и даже в почти непроглядную тьму, лениво подсвечиваемую худосочным месяцем, было видно, как от балагана к бывшему домику учителя, низко рыча и подвывая, несется темный живой поток, отблескивающий шерстью, чешуей и слизистыми шкурами, снося все на своем пути, шлепая, стуча и скрежеща по мостовой щупальцами, когтями и копытами.

– Какая прелесть!!!.. – умильно всплеснул сухонькими ручками старичок. – Какой восторг!!!.. Оказывается, они все там были живые!!!.. А по ночам их выпускают гулять!.. Дети, дети, поглядите! Мальчик, не отвлекайся! Это же медвежья сороконожка! А там – узамбарская кровососущая газель! О-о-о, броненосный клюворыл! А посмотрите наверх! Не может быть! Это же дракон обыкновенный огнеопасный!!! Какая грация, какой напор, какая стать!!!.. О, боги справедливые!!! Я увидел их, увидел, увидел!!!..

– Еще один псих!.. – успела жалобно провыть царевна перед тем, как сбить с ног восторженно хлопающего себя по тощим бокам Мэрхенвальда.

Воздух над их головами взорвался со свистом и обдал распластавшихся людей обжигающим духом ненависти и формалина: это дракон обыкновенный огнеопасно пикирующий промахнулся и стал заходить на второй круг. С посохом в одной руке и мечом в другой, Серафима отважно выступила навстречу быстро набирающему скорость дракончику, намереваясь сначала звездануть ему по морде первым и после ткнуть куда-нибудь в мягкое место вторым, а там будь что будет.

– Он понял, что я его с первого раза толком не разглядел!.. – умилился учитель и торопливо поднялся на ноги, держась одной рукой за кровать, а другой – лихорадочно устанавливая на переносице треснувшую седелку очков.

– Глазами надо было разглядывать, а не толком… – ядовито прошипело у него под ногами.

Естественно, это был Масдай.

И еще более естественно, старик этого не знал.

От резкого вопля учителя уже зашедший на цель дракон икнул, прикусил язык, сбился с такта, закувыркался, и заполошно замолотил крыльями как выпавший из гнезда цыпленок, клацая зубами, будто стараясь зацепиться за воздух хотя бы клыками.

Не дожидаясь окончания аэродинамических экспериментов звереныша, застигнутого психической атакой врасплох, ковер вильнул влево, сделал горку, шарахнулся в сторону и свалился в правый вираж.

Сенька оглянулась по сторонам, не поднимаясь с карачек.

– Не видно… – пробормотала она.

Чего ей не было видно – разбушевавшегося дракошки, земли, луны или конца и края, она не уточнила, но Масдай этой ночью предпочел быть оптимистом.

– Еще бы… Врезался, поди, в свой вонючий балаган, и теперь там догорает. Кто к нам с драконом придет…

– Балаган!!! – осенило вдруг царевну. – Срочно ищи балаган!!!

– Зачем это? – хмуро поинтересовался ковер, но приказ выполнил, бубнить недовольно, тем не менее, не переставая. – Что там, еще одного дракона забыли? Что может быть хорошего в этом рассаднике гадов и уродов? Унесли кисти – и радоваться должны, так нет, еще куда-то несет темной ноченькой, глаз выколи, кисти оторви – верх от низа со второй попытки только отличишь, так нет, никого кроме меня это интересовать и не думает… Вон ваш вертеп, забирайте…

– Где?.. – растерянно закрутила головой Сенька в бесплодных поисках самого большого и высокого купола ярмарки.

– Да вон же, белое пятно на камнях! – раздраженно буркнул ковер.

И верно. Чуть впереди и метрах в пяти ниже на ста квадратных метрах мощеной зеленоватым булыжником площади колыхался и метался как живой поверженный шатер выставки монстров. Время от времени, обнаружив выход, из-под его краев выползали, выскакивали, выбегали или вылетали жуткие фигуры и устремлялись в одном, слишком хорошо известном Серафиме направлении.

Персонал выставки носился вокруг бесславно павшего рабочего места, кишевшего взбесившимися экспонатами, заламывая руки, [5] Набежавшим поживиться уцелевшим среди разгрома имуществом местным маргиналам, мальчишкам и натуралистам. но приближаясь к рычащему, свистящему и клекочущему полотнищу исключительно на расстояние, обратно пропорциональное сумме в зарплатной ведомости.

А притаившись за будкой кассира, присели на корточки, соприкоснувшись лбами, две темные фигуры – одна с перевязанным плечом, другая – лысая, с паленым хорохорским чубом на маковке скальпа. Один маг что-то увлеченно чертил мелом на дощечке с веселой разноцветной надписью «Дети до одного месяца – бесплатно, если идут без сопровождения взрослых». Второй энергично водил над колдовским народным творчеством руками, словно лепил из воздуха ком.

Сенька прищурилась, мгновенно просчитывая варианты.

Прыгнуть на них сверху, порубить, что под руку попадет, а там разберемся?

Посадить на них Масдая?

Уронить будку?

Натравить работников культуры и просвещения?

Новое чудовище выбралось из-под белого блина балагана и, прихрамывая на шесть ногощупалец и плотоядно потирая семь длинных когтистых рукощупалец, торопливо заковыляло к руинам домика Мэрхенвальда.

Наверное, это ужасно – быть растерзанным чучелом шестиногого семирука…

А-а-а-а, провались земля и небо!..

Сенька сгруппировалась, сжимая меч и посох, прицелилась…

От отчаянного прыжка на головы увлеченно колдующим ренегатам ее отделяло одно лишь коротенькое мгновение, когда старый учитель, наконец-то, поднялся на трясущиеся ноги, оперся дрожащими руками на кровать…

И та поддалась.

Старик охнул, растягиваясь во всю длину на усеянном книжками Масдае, а почтенное ложе его, коротко скрипнув колесиками, отправилось сначала в первую в своей скучной деревянной жизни самостоятельную поездку, плавно перешедшую в самостоятельный полет, быстро закончившийся не менее самостоятельным приземлением.

Рядом с подскочившими и моментально забывшими все слова, кроме нецензурных, колдунами.

Реакция чубастого оказалась быстрее всех. С изощренным проклятием он вскинул голову, в долю секунды увидел и оценил ситуацию, и тут же остервенело вскинул готовые к сотворению нового заклинания руки. Темно-лиловое облако вспыхнуло, заставив померкнуть мрак ночи, и в мгновение ока объяло ковер и его пассажиров. Но в ту же секунду золотое сияние безмолвно высверкнуло во тьме подобно молнии, ослепляя всех неосторожно направивших свои взоры в ту сторону. Под брюхом Масдая раздались и вдруг пропали разъяренные вопли двух хриплых голосов.

Когда светомузыка в Серафиминых очах немного улеглась, и нормальное зрение стало ей доступно вновь, она, стискивая в побелевших от напряжения пальцах угасающий посох, свесила голову и уставилась вниз.

Если они до сих пор целы и живы, это значит, что из игры выбыла противная сторона. [6] Чрезвычайно противная, добавил бы Масдай, если бы кто-нибудь сейчас поинтересовался его мнением. А если она выбыла, то, по идее, на булыжниках около кассы должно было остаться что-то, недвусмысленно на это указывающее – кучка пепла, дымящиеся ботинки, прощальная надпись кровью или мелом…