Николай Курьянчик - Не потонем!

Командир второго электротехнического дивизиона, старый и утомленный службой капитан третьего ранга, бывалый подводник, вылез через люк своего отсека, уверенным движением поправил пилотку и сигарету за ухом и подозрительной походкой отправился в корму. Группа лейтенантов в курилке правой башни дока с любопытством наблюдала за действиями скитальца подводных орбит.

— Наверно, забыл, что мы не на плаву, и пошел в корму по малой нужде!

— Наверно…

Комдив тем временем перешагнул через закрытый кормовой люк, с тоской потрогал сигарету за ухом (курить на надстройке лодки не позволял этикет) и глянул за борт.

Перед глазами разверзлась бездна! Вместо водной глади у ног внизу смутно просматривалась гладкая стапель-палуба дока — с десятиметровой высоты…

От неожиданности комдив пошатнулся, его качнуло вбок, наклонило вниз, он взмахнул руками и…

Нет, трагедии не произошло. При взмахе хилые руки подводника наткнулись на натянутую сверху маскировочную сеть и вцепились в нее мертвой хваткой. Ноги в кожаных тапочках скользнули вниз по резине корпуса, и командир дивизиона уверенно повис на маскировочной сети, как флаг в мертвый штиль на кормовой надстройке. Причем, все происходило в абсолютном безмолвии: ни оха, ни аха, ни вскрика, ни мата. Через несколько секунд, сбросив оцепенение, группа лейтенантов через пожарный трап бросилась к комдиву. Но корпус лодки круглый, и до повисшего комдива просто так не дотянуться.

— Держитесь!.. Сейчас… Пояс страховочный принесем!..

Колебания висящего каскадера давно затухли, комдив с жутким спокойствием висел над пропастью, и на голосовую связь не выходил.

Через полчаса появился с трудом найденный и не менее трезвый боцман с цепями и страховочными поясами. Дотянувшись, одели страховочный пояс на комдива, а цепи пристегнули к страховочному устройству.

— Все, отпускайте руки! Слышите?

Слышать-то, вроде, слышит, да не отпускает. Держит! Подергали — зашатались стойки, поддерживающие маскировочную сеть. Не отпускает! Что делать? Самым сообразительным оказался командир электротехнической группы, он же — первый заместитель комдива в бою и труде. Сбегал за ножницами дотянулся кое-как, и вырезал дырки в сетке. Поймали комдива, а он в обморочном шоке, отнесли и уложили в каюте, установив наблюдение. Пальцы разжались и выпустили обрезки сети только через полтора часа. Проспал каскадер глубоким сном больше двенадцати часов — до следующего подъема Флага. Проснулся, как ни в чем ни бывало. А на восторженные рассказы о выдержке своей и выносливости небывалой отвечал небрежно и неподражаемо: «Да ты что? Ни хрена себе…»

— Ну, твою мать, только этого мне не хватало на мою седую голову!

Командир кривил душой. За долгие годы подводной службы волосы начисто покинули командирскую голову, так и не успев поседеть. Правда, лысина слегка прикрывалась «вороньим гнездом» — этакой прической, где волосы для маскировки брались с висков и затылка. Командир экипажа атомной ПЛ возвращался в свой спальный вагон с пол-бутылкой водки, изъятой у матросов. Экипаж следовал на межпоходовую подготовку железнодорожным транспортом из Владивостока в Обнинск. Такое «счастье» свалилось на седую голову впервые. Обычно летали с Камчатки самолетом. А тут экипаж с головной лодки застрял в Приморье в Большом Камне. Наступил долгожданный отпуск, а за ним пришла директива, в которой вид транспорта смутно угадывался в лаконичной формулировке: «экипаж отправить в полном составе установленным путем… срок прибытия…» — поездом, короче.

Транссибирский экспресс «Россия» проносился по безлюдным Забайкальским просторам. Суматоха и неразбериха сборов, посадки и отправления позади. Подводники от души отметили отъезд, опохмелились и приутихли — пить больше нечего. Можно бы расслабиться и командиру — так нет, где-то в Улан-Удэ села в поезд(до Урала) женская делегация соцстран, возвращавшаяся из Монголии, и именно в тот СВ, где ехал командир. Расслабляйтесь, товарищ!

Отношение к женскому началу Инь у командира было достаточно своеобразным, что-то среднее между любовью и ненавистью. Причем, если первое чувство было несколько вынужденным, то второе — почти искренним. Слишком быстро взрослеющая дочь, Родина, Партия, жена, теща… все они постоянно требовали этой самой любви, заботы, внимания, долга и самоотдачи. С возрастом неумолимо наступал дефицит искренности, и чувства самопроизвольно превращались в прямо противоположные (закон единства и борьбы, помните?)

Командир был одет по форме — китель на тельняшку. Вызывал начальник поезда. Какая наглость! Наверняка там до этого успел побывать замполит и настучал о «слабостях» экипажа. А сам, как верный слуга партии — в кусты. Вот и пришлось выслушивать от этого паровозного извозчика о долге, чести, достоинстве и хороших манерах. Оказывается, эти бабы-коммунистки будут ходить в вагон-ресторан через вагоны с экипажем лодки. Потому надо принять меры… Тьфу.

Командир прошелся по вагонам и проинструктировал экипаж — всем сидеть в своих купе, носу не казать, не выглядывать даже. Нашел у матросов и изъял пол-бутылки водки, пригрозил арестом. Со смурным настроением и невеселыми мыслями вернулся в свое купе спального вагона. Ехал один.

В составе женской делегации были представительницы соцлагеря и стран социалистической ориентации — всего около пятнадцати единиц. Руководителем этой женской комсексбанды, естественно, была наша коммунистка — бой-баба лет сорока (коня на скаку остановит, в горящую избу войдет). Вынужденное соседство ее тоже озадачило. Знаем мы этих подводников! Как ни крути — мужики-то одни… А у нее контингент противоположного пола от тридцати до сорока, и тоже не железные пролетарки, из Монголии возвращаются. А ну как… соединятся?! Во избежание неожиданностей тоже сходила к начальнику поезда, познакомилась с подводницким замом и тоже проинструктировала своих комтеток. От такого сообщения азиатки — корейка, вьетнамка и камбоджийка-кампучийка — только робко глаза опустили; у монголки в зрачках застыли ужас и недоумение. А вот европейские «демократки» не испугались вовсе, и даже наоборот, оживленно галдя, начали краситься и ажурные колготки напяливать — мол, ничто человеческое нам не чуждо… Вот ведь стервы!

Время — почти к обеду.

Командир решил переодеться в спортивный костюм и… и черт знает, что делать дальше. В портфеле третий день томилась и прела «Пшеничная» с салом, огурчиками и прочими яствами. Опять, что ли, чай с пирожками-булочками? От безысходности засосало под ложечкой. А может, предать «Пшеничную» и просто поесть сала с хлебом, похрустеть огурчиком, острой корейской капусткой… и чаем запить? Но это кощунство, святотатство!!! Командир был глубоко русским человеком.