Николай Курьянчик - Не потонем!

Советский человек, сев в поезд, тут же соображает поесть-попить, а заодно завести знакомство и побеседовать по душам. Ну там выспаться впрок — это само собой, это дело святое: путь дальний, суток двое-трое… А тут — целая неделя! Да и знакомиться не с кем. Экипаж сформирован три года назад и сохранил основной костяк почти без изменений, так, что каждый друг друга знал как облупленного. Сменился только первый призыв матросов, ну несколько мичманов-залетчиков, да минер со штурманом. Ну, кутнули в первый день следования, кутнули на всю катушку, еще раз познакомились поближе.

Дело в том, что зам со старпомом сделали ход конем, заранее расписав офицеров по купе, исходя из научных соображений. Наука та называется «психология отдельных микрогрупп в воинском коллективе». Разумеется замполит — этот хренов «инженер человеческих душ», вывернул всю науку наизнанку и сделал все наоборот. Еще в учебном центре, на заключительном этапе обучения, проводилось психофизическое обследование экипажа, где, в частности, выявлялись эти самые микрогруппы. Чтобы стало совсем понятно — с кем бы ты хотел жить в одной каюте, а с кем бы не хотел. Ну и, естественно, расписали так, как никто не хотел, даже в кошмарном сне. Ответный ход воинского коллектива тоже был вполне предсказуем — напились вьетнамской и корейской водки до немоги. Эта восточная водка была «платой за братскую помощь», как ее называли.

Эффект от ответного хода не вписывался ни в какие прогнозы, если не считать головной боли. Непримиримые, кто терпеть друг друга не мог, на время пути примирились, подружились, сплотились и спаялись. В общем, жизнь вполне укладывалась в рамки марксистско-ленинского ее понимания как «белковая форма существования материи, способная к самоорганизации».

В купе номер двенадцать обстановка была несколько посложнее. Непримиримых, правда, не было, но было черт те что. К двум пультовикам — КГДУ-два (прибалтийскому еврею) и КГА (белорусу) добавили двух опальных: русского подминка и штурманенка-полубурята. Пультовики белорус с прибалтийцем знали и терпели друг друга еще с училища. Подминок (несостоявшийся минер) был «годком» пультовиков, но на почве многодетности и бесквартирья превратился из командирского фаворита и любимчика в мальчика для битья. Дело в том, что суровое сердце минера не выдержало слез и соплей многодетного семейства, и однажды он резанул правду-матку на партсобрании. Квартиры (даже комнатенки) он, понятно, так и не получил, а вот всевозможными взысканиями обвешали, как новогоднюю елку. С должностью — соответственно. А для пущей острастки за три месяца до очередного звания «капитан-лейтенант» вставили в одно место медленно тлеющий фитиль — партийный выговор без занесения. Осуществить такой резкий переход начальству было несложно, поскольку среди прочих достоинств минер был неисправимым грубияном, бабником и пьяницей. И пока не стал правдоискателем, все сходило с рук. Теперь он осознал свою ошибку, отдал все деньги жене и отправил семейство в родную Калугу впереди себя самолетом — для страховки. И сидел, таким образом, некогда разудалый минер тише воды, ниже травы, на все предложения отвечал: «Я — как все» и ни дурной, ни разумной инициативы не проявлял.

Вторым «я как все» был лейтенант: из молодых, да ранний. За свою короткую лейтенантскую жизнь — меньше года — он ухитрился потерять партбилет (выговор), кортик (НСС) и проломить череп хозяину квартиры, где снимал комнату, за то, что тот рылся в его чемодане уже после пропажи кортика (суд офицерской чести). На почве переживаний лейтенант сильно располнел и стал первым «живым центнером» в экипаже. В купе «живой центнер» сидел безынициативным тихоней и на все вопросы отвечал скромно: «Я — как все».

КГДУ был безнадежно болен смесью прибалтийского превосходства с еврейским мессианством, и потому с презрением заявлял, что он тоже «как все». Как не все, или не как все оставался только один КИП-овец — с ума можно сойти! В первый же вечер, когда поезд набрал скорость, он вытащил две бутылки водки, достаточно обширную закуску и попытался сплотить коллектив. «Как все» приняли приглашение, но двух бутылок для сплочения явно не хватало, а больше никто не выкатил. Так что выпили, закусили и — спать, как порядочные. Весь следующий день ехали, читали и молчали. Вечером КИП-овец не выдержал и предложил вздрогнуть — молчание. Тогда персонально каждому — три «я как все». Да. Достал последние две бутылки.

— Мужики, еды у меня нет, вчера съели.

Еды больше не оказалось ни у кого.

— Надо у соседей попросить, — посоветовал КГДУ с верхней полки.

— Логично. Кто пойдет?

Дружное молчание.

— Лейтенант пойдет, что здесь думать? — наконец-то заявил минер.

— Не, мужики, я пас. Я понимаю, что я самый молодой, что с меня причитается, но вы же знаете мою биографию, а я еще толком никого не знаю… Я потом отработаю, — взмолился лейтенант.

— Минер, давай!

— Нет. Я просить не умею. Меня сразу пошлют. Я тоже пас.

Опять пришлось все расхлебывать самому инициатору.

Третий день тоже читали и молчали (как раз в этот день произошел «монголо-советский инцидент»). Вечером КГДУ проявил инициативу и предложил сходить поужинать в вагон-ресторан. Ну, пошли. У минера со штурманенком денег не оказалось, попросили занять. Но жизнь есть жизнь. Пришлось еще раз доказывать способность к самоорганизации. Составили общий бюджет, распорядок дня, расписали дежурство по купе.

Жить стало легче. Завтрак просыпали, обедали в вагоне-ресторане, ужинали в купе. Дежурному по купе вменялось в обязанности добывать. То есть, выскакивать при остановках поезда и закупать еду и спиртное для ужина — в некогда богатой и зажиточной Сибири задача не из легких. И вот настал черед минеру быть добытчиком и кормильцем.

А надо сказать, что минер — это не должность, а призвание. Минер — это профессиональный убийца, киллер. Он не должен быть умным, он должен быть решительным и непоколебимым. Наш минер обладал этими бесценными качествами сполна. Выскочил на каком-то сибирском полустанке вечером в одних комнатных тапочках и тут же вернулся.

— Что, за ботинками? Смотри, поезд скоро тронется, — язвительно бросил сверху управленец-прибалт.

— Нет, зачем. Я уже все взял, — парировал минер.

— ????? — все удивленно уставились на кормильца.

— Вот бражка, — и минер с достоинством водрузил на столик видавшую виды авоську. В ней действительно брякали шесть пивных бутылок с некоей мутной жидкостью.

— Покажи, — протянул руку управленец. Он долго вчитывался в этикетку. — И это все?

— Все, на больше не хватило.

— Не знаю, как все, а я к этой гадости и не притронусь, — обиженно заявил гордый прибалт.