Игорь Губерман - Шестой иерусалимский дневник (сборник)

308

Я много думал, подытожа,

что понял, чувствуя и видя;

о жизни если думать лёжа,

она светлей, чем если сидя.

309

Нас уже не манит неизвестность,

а что близко, мы переиначили:

всю свою болотистую местность —

горными вершинами назначили.

310

Свой обывательский покой

оберегая много лет,

я эту жизнь люблю такой —

с домашним запахом котлет.

311

Укрытый от азартной суеты

исконно стариковским недоверием,

я нюхаю весенние цветы

с осенним на лице высокомерием.

312

Вчера шепнуло мне сердчишко,

заставив лечь и слух напрячь:

уже ты, милый, не мальчишка,

прижми свой гонор или спрячь.

313

С годами наши дарования

ничуть не склонны к убыванию,

легко от самооплевания

склоняя к самолюбованию.

314

Я бросил распускать павлиньи перья,

держусь подобно хрупкому сосуду,

по типу красоты похож теперь я

уже на антикварную посуду.

315

Легко могу принять и допустить:

божественно Всевидящее Око,

мой ум готов немногое вместить,

но внятное мне – дьявольски жестоко.

316

А жалко мне меня с моим умишком,

до многого я им не дотянусь,

поэтому и трогает не слишком

божественных решений блеск и гнусь.

317

Пишу не чтобы насладиться,

меня томит не страсть, а мука,

и я спешу освободиться

от распирающего звука.

318

А вечером, уже под освежение,

течёт воспоминательный ручей,

и каждое былое поражение

становится достойнейшей ничьей.

319

Банально, заурядно и обыденно —

отныне это явь и это есть —

подкравшаяся тихо и невидимо

нас чёрная прихватывает весть.

320

Не видя прелести в фасаде,

меня судьба словила сзади.

321

Пройдя через опасности и гнусь,

пока тянулись годы заключения, —

ужели я сломаюсь и загнусь

от горестных превратностей лечения?

322

Едва я только вышел на опушку,

ища семье для ужина грибы,

судьба меня захлопнула в ловушку,

чтоб реже я шутил насчёт судьбы.

323

После этой дурной переделки

безмятежно займусь я старением,

и часов равнодушные стрелки

мне ещё подмигнут с одобрением.

324

Ещё одно, замеченное мной

у хвори, где сюжет недуга сложен:

от жизни я невидимой стеной

всё время ощутимо отгорожен.

325

Я стойко бои оборонные

веду с наступлением сзади,

и дроги мои похоронные —

лишь доски пока что на складе.

326

Годы плавно довели

до больничной койки,

без меня друзья мои

ходят на попойки.

Жарят мясо на огне,

старость нашу хают,

вспоминая обо мне,

горестно вздыхают.

Я, однако, поднимусь

и походкой гордой

я в застолье к ним вернусь

с той же светлой мордой.

327

Засосанный болезнью, как болотом,

но выплыть не лишённый всё же шанса,

телесно я сравнялся с Дон Кихотом,

но умственно – я прежний Санчо Панса.

328

Забавен в нас, однако, дух публичный:

примерно через два десятка дней

болезнь – уже не факт интимно личный,

и хочется рассказывать о ней.

329

Закинут в медицинское верчение,

внутри я подвергаюсь и наружно,

лечение – крутое обучение

тому, что никому из нас не нужно.

330

Радость воли, азарт, вожделение —

удалились в глухой монастырь,

мне осталось болезни глумление

и разрушенных планов пустырь.

331

Когда и сам себе я в тягость,

и тёмен мир, как дно колодца,

то мне живительная благость

из ниоткуда часто льётся.

332

Защита, поддержка, опека,

участливой помощи мелочь —

любезны душе человека,

но дарят ей вялую немочь.

333

Творится явный перебор

при сборе данных к операции:

такой мне вставили прибор,

что вспомнил я о дефлорации.

334

Жизненной силы бурление

вкупе с душою шальной —

лучшее в мире явление

из наблюдавшихся мной.

335

Гнусная – однако, не позорная —

выпала от жизни мне награда,

горько заскучает беспризорная

и осиротелая эстрада.

336

Придётся мириться, подружка,

с печальной моей ситуацией:

с утра электронная пушка

стреляет мне в зад радиацией.

В меня заливается химия,

которая травит и косит,

уже моя внутренность – синяя,

но рак этот цвет не выносит.

Судьбу разозлило, наверно,

моё в облаках почивание,

и послана гнусная скверна,

чтоб вытерпел я врачевание.

337

Стану я слегка другим отныне —

словно гонг неслышно прозвучал,

столько оплеух моей гордыне —

в жизни я ещё не получал.

338

Сделаться бы собраннее, суше

и бронёй укрыться, словно в танке,

чтобы не улавливали уши

звуков затевающейся пьянки.

339

Сначала не чувствуешь путы,

внутри не пылает свеча,

становишься болен с минуты,

когда побывал у врача.

340

Болезнями даётся постижение

того, чем не умели дорожить,

и есть ещё в болезнях унижение,

которое полезно пережить.

341

Я, благодаря текущей хвори,

с радостью и страхом обнаружил,

что у Бога я ещё в фаворе,

ибо всё могло быть сильно хуже.

342

Я вынесу густую передрягу,

но, если не сдержу я это слово, —

отрадно, что над ямой, где залягу,

друзья наверняка хлебнут спиртного.

343

Готовлюсь духом к операции,

надеясь тихо и недужно,

что у хирурга хватит грации

лишь то отрезать, что ненужно.

344

Когда в халат недуга прочно влез,

а душу манит лёгкая беседа,

родится нездоровый интерес

к течению болезни у соседа.

345

Всё, что жизни привольно довлело —

интересы, азарт, обольщения, —

не пропало и не омертвело,

а укрылось и ждёт возвращения.

346

Есть виды очень разного спасения

в лихом репертуаре излечения,

и скоро я восторгу облысения

подвергнусь в результате облучения.

347

Уверенность, что я перемогнусь,

не снизилась в душе ни на вершок,

поскольку я, конечно же, загнусь,

когда всё будет очень хорошо.

348

Забавно, как денно и нощно,

до самой могильной плиты

старательно, резво и мощно

мы гоним поток суеты.

349

И по безвыходности тоже,

и по надрезу на судьбе —

с тюрьмой недуги наши схожи,

но здесь тюрьма твоя – в тебе.

350

В болезни есть таинственная хватка —

тюремной очевидная сестра:

почти уже не мучает нехватка

всего, что было радостью вчера.

351

Приметливо следя за настроением,

я пристален к любой в себе подробности —

как будто занимаюсь измерением

оставшейся во мне жизнеспособности.

352

С недугом познакомившись поближе

(с тюрьмой не понаслышке я знаком),

я сходство обнаружил: хочешь выжить —

в тюрьму не погружайся целиком.

353

Терпению крутое обучение

ведут со мною славные ребята;

«Мучение – вот лучшее лечение», —