Игорь Губерман - Шестой иерусалимский дневник (сборник)

вполне по ней приятно бултыхаться.

260

Чтобы сгинула злая хандра,

и душа организм разбудила,

надо вслух удивиться с утра:

как ты жив ещё, старый мудила?

261

Люди молятся, Бога хваля,

я могу лишь явить им сочувствие;

Бог давно уже знает, что я

уважаю Его за отсутствие.

262

Я в жизни ничего не понимаю —

запутана, изменчива, темна,

но рюмку ежедневно поднимаю

за то, чтобы продолжилась она.

263

История капризна и причудлива,

симпатии меняет прихотливо,

играющий без риска и занудливо —

не друг и не любовник музе Клио.

264

Лихой типаж – унылая сиротка.

В компаниях такие молчаливы.

Улыбчивы, но коротко и кротко.

Застенчивы. И дьявольски ебливы.

265

Со времён чечевичной похлёбки

каждый стал боязлив и опаслив,

но росло и искусство наёбки:

тот, кого наебли, нынче счастлив.

266

Хотя война у нас – локальная,

но так еврей за всё в ответе,

что извергается фекальная

волна эмоций по планете.

267

Мне близкий друг принёс вино,

чтоб тонкий вкус во мне копился,

меня растрогало оно,

и грубым виски я напился.

268

Муза тихо бесится, ища,

чем и как поэта взволновать,

а его, гулящего хлыща,

девка затащила на кровать.

269

Кто своей персоной увлечён,

с пылкостью лелея дарование,

рано или поздно обречён

на тоску и разочарование.

270

Когда был молод и здоров,

когда гулял с людьми лихими,

я наломал немало дров —

зато теперь топлю я ими.

271

Домашним покоем доволен,

лежу то с журналом, то без,

и с ужасом думаю: болен

во мне проживающий бес.

272

С работой не слишком я дружен,

таскать не люблю я вериги,

но это наркотик не хуже,

чем выпивка, бабы и книги.

273

Браня семейной жизни канитель,

поведал мне философ за напитком:

супружеская мягкая постель —

мечта, осуществлённая с избытком.

274

Характер наших жизненных потерь

похож у всех ровесников вокруг,

утраты наши – крупные теперь:

обычно это близкий старый друг.

275

Совсем не зная, что частушки —

весьма опасная потеха,

я их читал одной толстушке,

толстушка лопнула от смеха.

276

Хотя предчувствие дано

и для счастливых потрясений,

в нас ограничено оно

шуршаньем тёмных опасений.

277

Реальность соткана из истин

такой банальности,

что дух, который не корыстен, —

изгой реальности.

278

А пока тебе хворь не грозит,

возле денег зазря не торчи,

нынче девки берут за визит

ровно столько же, сколько врачи.

279

Натолкнувшись на рифму тугую,

подбираю к ней мысли я строго —

то одну отберу, то другую,

и от этого думаю много.

280

Любви жестокие флюиды

разят без жалости и скидок,

весною даже инвалиды

себе находят инвалидок.

281

На небо в полной неизвестности

подобно всем я попаду,

сориентируюсь на местности

и вмиг пойму, что я в аду.

282

Иллюзия, мираж и наваждение —

такое оптимизму подаяние,

такое для надежды услаждение,

что больно, когда гаснет обаяние.

283

Ручьи весенние журчат,

что даль беременна грозой,

на подрастающих внучат

старушки смотрят со слезой.

284

Самые великие открытия,

истину даруя напрямик,

делались по прихоти наития,

разум подменявшего на миг.

285

Есть люди, чьи натуры певчие —

пушинки духа в жизни мчащейся,

со всем, что есть, расстаться легче им,

чем с этой музыкой сочащейся.

286

Поблажек у стихии не просил

в местах, её безумием простроченных,

однако же всегда по мере сил

наёбывал её уполномоченных.

287

С возрастом сильней у нас терпение,

выдержан и сдержан аксакал;

просто это выдохлось кипение

и душевный снизился накал.

288

У секса очень дальняя граница,

но дух у старика – слабей, чем тело,

и тянет нас от секса уклониться,

поскольку уже просто надоело.

289

Стали нам застолья не с руки:

сердце, нету сил, отёки ног,

и звонят друг другу старики,

что ещё увидимся, даст Бог.

290

Все текущие беды и сложности

сотворяются, эка досада,

из-за полной для нас невозможности

вынуть шило и пламя из зада.

291

Мы в юности шустрили, свиристя,

дурили безоглядно и отпето,

и лишь десятилетия спустя

мы поняли, как мудро было это.

292

Сегодня почему-то без конца

я думаю о жизни в райских кущах:

как жутко одиночество Творца

среди безликих ангелов поющих!

293

Пусть ходит почва ходуном,

грохочет гром, разверзлись хляби,

но кто родился блядуном —

идёт под молниями к бабе.

294

Есть нечто умилительно-сердечное,

и просится душа из тела вон,

когда во мне разумное и вечное

пытается посеять мудозвон.

295

Всех печатных новинок ты в курсе,

и печалит меня лишь одно:

у кого заковыка во вкусе —

безошибочно любит гавно.

296

Читал во сне обрывки текста

и всей душой торжествовал;

и сон исчез; болело место,

о коем текст повествовал.

297

Люди, до глубоких тайн охочие,

знают, как устроена игра:

или будет Божье полномочие,

или не нароешь ни хера.

298

Иная жизнь вокруг течёт,

иной размах, иная норма,

нам воздаваемый почёт —

прощанья вежливая форма.

299

Не разбираюсь я во многом,

достойном острого внимания,

поскольку в разуме убогом

нет сил уже для понимания.

300

К судьбе моё доверие не слепо,

и я не фаталист в подвижной клетке,

живой душе надеяться нелепо

на милости бесчувственной рулетки.

301

Еврейский Бог весьма ревнив

и для Него – любой греховен:

ведь даже верность сохранив,

ты в тайном помысле виновен.

302

Я все утраты трезво взвесил,

прикинул риск от а до я,

и стал от дивной мысли весел:

теперь законна лень моя.

303

К России я по-прежнему привязан,

хоть ездить без охоты стал туда,

теперь я ей чувствительно обязан

за чувство непрестанного стыда.

304

Истории бурлящая вода

сметает все преграды и плотины,

а думать, что течёт она туда,

где лучше, – перестали и кретины.

305

Накопленные в доме сбережения,

привезенные мной из-за границы,

высокого достойны уважения,

поскольку разлетаются, как птицы.

306

В игре по типу биржевой

судьба не знает махинаций,

и я вполне ещё живой,

но мой пакет уже без акций.

307

Духом ощутимо, видно взглядом,

как непринуждённо и интимно

быт и бытиё здесь ходят рядом

и перекликаются взаимно.