Игорь Губерман - Камерные гарики

Увы, сколь женственно проворство,

с каким по первому велению

у нас является покорство

и женский пыл к употреблению.

Опять полна гражданской страсти

толпа мыслителей лихих

и лижет ягодицы власти,

слегка покусывая их.

Не всуе мы трепали языками,

осмысливая пагубный свой путь —

мы каялись! И били кулаками

в чужую грудь.

Мы вертим виртуозные спирали,

умея только славить и карать:

сперва свою историю засрали,

теперь хотим огульно обосрать.

Все пружины эпохи трагической,

превратившей Россию в бардак,

разложить по линейке логической

в состоянии только мудак.

У России мыслительный бум

вдоль черты разрешенного круга,

и повсюду властители дум

льют помои на мысли друг друга.

Всем загадка и всем беспокойство,

тайна века, опасность во мраке —

наше самое главное свойство —

наслаждение духом клоаки.

Россия очнулась, прозрела,

вернулась в сознанье свободное

и смотрит спокойно и зрело

на счастье свое безысходное.

Живу в неослабном внимании

к росткам небанальной морали,

что весь наш успех – в понимании

того, что мы все проиграли.

Жаль тех, кто не дожил до этих дней,

кто сгинул никуда и навсегда,

но, может быть, оттуда им видней

кошмарные грядущие года.

Боюсь, что вновь обманна весть

и замкнут круг,

и снова будем сено есть

из властных рук.

Не стоит наотмашь и с ходу

Россию судить и ругать:

Бог дал человеку свободу

и право ее отвергать.

Вожди протерли все углы,

ища для нас ключи-отмычки,

чтоб мы трудились, как волы,

а ели-пили, как синички.

Разгул весны. Тупик идей.

И низвергатели порока

бичуют прах былых вождей

трухлявой мумией пророка.

Он был типичный русский бес:

сметлив, настырен и невзрачен,

он вышней волею небес

растлить Россию был назначен.

Наследием своей телесной ржави

Россию заразил святой Ильич;

с годами обнаружился в державе

духовного скелета паралич.

Российской справедливости печальники

блуждают в заколдованном лесу,

где всюду кучерявятся начальники

с лицом «не приближайся – обоссу».

Мир бурлил, огнями полыхая,

мир кипел на мыслях дрожжевых,

а в России – мумия сухая

числилась живее всех живых.

Томясь тоскою по вождю,

Россия жаждет не любого,

а культивирует культю

от культа личности рябого.

Империя вышла на новый виток

спирали, висящей над крахом,

и жадно смакует убогий глоток

свободы, разбавленной страхом.

Нельзя поднять людей с колен,

покуда плеть нужна холопу;

нам ветер свежих перемен

всегда вдували через жопу.

Когда отвага с риском связана,

прекрасна дерзости карьера,

но если смелость безнаказанна,

цена ей – хер пенсионера.

Крикунам и евреям в угоду,

чтобы Запад ловчей обаять,

вопиющую дали свободу

понапрасну о ней вопиять.

Нельзя потухшее кадило

раздуть молитвами опять,

и лишь законченный мудило

не в силах этого понять.

Сквозь любую эпоху лихую

у России дорога своя,

и чужие идеи ни к хую,

потому что своих до хуя.

В дыму теоретических сражений

густеют очертанья наших бед,

злокачественность гнусных достижений

и пагуба растлительных побед.

* * *

Свободное слово на воле пирует,

и сразу же смачно и сочно

общественной мысли зловонные струи

фонтаном забили из почвы.

* * *

В саду идей сейчас уныло,

сад болен скепсисом и сплином,

и лишь мечта славянофила

цветет и пахнет нафталином.

* * *

Полны воинственных затей,

хотя еще не отвердели,

растут копыта из лаптей

российской почвенной идеи.

* * *

Растет на чердаках и в погребах

российское духовное величие,

а выйдет – и развесит на столбах

друг друга за малейшее различие.

* * *

Миф яркий и свежеприлипчивый

когда утвердится везде,

то красный, сойдя на коричневый,

обяжет нас к желтой звезде.

* * *

Когда однажды целая страна

решает выбираться из гавна,

то сложно ли представить, милый друг,

какие веют запахи вокруг?

* * *

Зыбко, неприкаянно и тускло

чувствуют себя сегодня все;

дух без исторического чувства —

память о вчерашней колбасе.

* * *

Немедля обостряется до боли,

едва идет на спад накал мороза,

естественно присущее неволе

зловещее дыхание некроза.

* * *

Всегда во время передышки

нас обольщает сладкий бред,

что часовой уснул на вышке

и тока в проволоке нет.

* * *

У России в крови подошвы,

и проклятие той беды —

настоящее сделать прошлым

не дают ей ее следы.

* * *

Тянется, меняя имя автора,

вечная российская игра:

в прошлом – ослепительное завтра,

в будущем – постыдное вчера.

* * *

Куда-то мы несемся, вскачь гоня,

тревожа малодушных тугодумов

обилием бенгальского огня

и множеством пожарников угрюмых.

* * *

Я полон, временем гордясь, —

увы – предчувствиями грустными,

ибо, едва освободясь,

рабы становятся Прокрустами.

* * *

Никакой государственный муж

не спасет нас указом верховным;

наше пьянство – от засухи душ,

и лекарство должно быть духовным.

* * *

Всеведущ, вездесущ и всемогущ,

окутан голубыми небесами,

Господь на нас глядит из райских кущ

и думает: разъебывайтесь сами.

* * *

Мне жалко усталых кремлевских владык,

зовущих бежать и копать;

гавно, подступившее им под кадык,

народ не спешит разгребать.

* * *

Нынче почти военное

время для человечества:

можно пропасть и сгинуть,

можно воспрять и жить;

время зовет нас вынуть

самое сокровенное

и на алтарь отечества

бережно положить.

* * *

Изнасилована временем

и помята, как перина,

власть немножечко беременна,

но по-прежнему невинна.

* * *

Вынесем все, чтоб мечту свою

страстную

Русь воплотила согласно судьбе;

счастье, что жить в эту пору

прекрасную

уж не придется ни мне, ни тебе.

* * *

С упрямым и юрким нахальством

струясь из-под каменных плит,

под первым же мягким начальством

Россия немедля бурлит.

* * *

Устои покоя непрочны

на русской болотистой топи,

где грезы о крови и почве

зудят в неприкаянной жопе.

* * *

Народный разум – это дева,