Игорь Губерман - Камерные гарики

когда созрела для объятья;

одной рукой стыдит без гнева,

другой – расстегивает платье.

* * *

Ты вождей наших, Боже, прости,

их легко, хлопотливых, понять:

им охота Россию спасти,

но притом ничего не менять.

* * *

Какое нелепое счастье – родиться

в безумной, позорной, любимой стране,

где мы обретаем привычку гордиться,

что можно с достоинством

выжить в гавне.

* * *

Пускай хоть липовый и квелый,

но пламень лучше темноты,

и наш король не ходит голый,

а в ярких шортах из туфты.

* * *

Доблестно и отважно

зла сокрушая рать,

рыцарю очень важно

шпоры не обосрать.

* * *

Когда приходит время басен

про волю, право и закон,

мы забываем, как опасен

околевающий дракон.

* * *

Все стало смутно и неясно

в тумане близящихся дней;

когда в России безопасно,

мне страшно делается в ней.

* * *

Пейзаж России хорошеет,

но нас не слышно в том саду;

привычка жить с петлей на шее

мешает жить с огнем в заду.

* * *

Бенгальским воспаляется огнем

и души растревоживает сладко

застенчивый общественный подъем

в империях периода упадка.

* * *

В галдящей толпе разношерстного

сброда

я с краю безмолвно стою;

всего лишь на жизнь опоздала свобода —

как раз целиком на мою.

* * *

Я пью, но не верю сиропу:

в одну из удобных минут —

за душу, за горло, за жопу

опять нас однажды возьмут.

* * *

То ли правда Россия весну

заслужила на стыке веков,

то ли просто судьба на блесну

ловит мудрых седых мудаков.

* * *

В пучине наших бедствий

спят корни всей кручины:

мы лечимся от следствий,

а нас ебут причины.

* * *

Россия взором старческим

и склочным

следит сейчас в застенчивом испуге,

как высохшее делается сочным,

а вялое становится упругим.

Я блеклыми глазами старожила

любуюсь на прелестную погоду;

Россия столько рабства пережила,

что вытерпит и краткую свободу.

* * *

Вранье – что, покинув тюрьму,

вкусить мы блаженство должны;

мы здесь не нужны никому,

а там никому не нужны.

* * *

Бросая свой дом, как пожарище, —

куда вы, евреи, куда?

Заходят в контору товарищи,

выходят – уже господа.

* * *

Уезжать мне отсюда грешно,

здесь мой дом и моя работа,

только глупо и не смешно

проживать внутри анекдота.

* * *

Я мечтал ли, убогий фантаст,

неспособный к лихим переменам,

что однажды отвагу придаст

мне Россия под жопу коленом?

* * *

Я вырос, научился говорить,

стал каплями российского фольклора

и, чтобы не пришли благодарить,

бегу, не дожидаясь прокурора.

* * *

Давай, дружок, неспешно поболтаем

о смысле наших странствий и потерь;

мы скоро безнадежно улетаем,

а там не поболтаем, как теперь.

* * *

Какая глупая пропажа!

И нет виновных никого.

Деталь российского пейзажа —

я вдруг исчезну из него.

* * *

Я не знаю судьбы благосклонней,

чем фортуна, что век мой пасла, —

не она ли на жизненном склоне

мою душу изгнаньем спасла?

* * *

Мы едем! И сердце разбитое

колотится в грудь, обмирая.

Прости нас, Россия немытая,

и здравствуй, небритый Израиль!

август 84 – март 88 гг.