Льюис Кэрролл - Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП)

Мой сын, любой, любой из нас
Порой теряет дух;
Рукою слабой в этот час
Он не разит. И вслух
Кричат: „Спасайся!“ Воин скор
Тогда на бегство. Чуть напор —
И день выносит приговор:
Разбиты в прах и пух.

Невзвидел света я. Глаза
Покрыла пелена.
Но зазвучали небеса,
Чтоб я прозрел сполна.
„Ко мне, усталые, ко мне,
Кто тяжко трудится, ко мне,
Кто ношу выносил, — ко мне,
Вам радость суждена“.

И Бог, как некогда в Раю,
Призвал туман ночной,
Чтоб землю выкупать свою
И напоить росой.
И как тогда, глядел с высот
Темнеющий небесный свод —
Не в гневе, что откушан плод, —
Но доброй синевой.

В тот день услышал в первый раз
Я милой голосок.
Дарил он радость в смутный час,
От суеты берёг.
Не знал ты матери, мой сын!
Не дожила и до крестин.
Я воспитал тебя один,
Любимый наш сынок!

Пускай, со мной разлучена,
В сиянье неземном
Голубкой унеслась она
Назад в небесный дом,
Но в души смерть не ворвалась:
Жива любовь, святая связь
Меж разлучённых, не прервясь
В небытии самом.

С надеждой дни влача свои,
Я знал: в конце концов
Две разделённые струи
Сольются в море вновь.
В душе скорбя о горьком дне,
Я благодарен был вполне
Судьбе, что подарила мне
Отраду и любовь.

И если правду говорят,
Что ангелы порой,
Хоть их не различает взгляд,
Нисходят в мир земной,
То здесь она... Знать, вышел срок...
Я это чувствую, сынок... »
Но тут рассвет зажёг восток
И Смерть привёл с собой.

Сестрица пела целый день,
Печалясь и тоскуя;
К ночи вздохнула: «Дребедень!
Слова весёлы всуе.
К тебе ещё печальней песнь
Назавтра обращу я».

Кивнул я, слышать песни той
Не чувствуя желанья.
Из дома утренней порой
Ушёл я без прощанья.
Авось, пройдёт сама собой
Тоска без потаканья.

Сестра печальная! Узнай:
Несносны эти ноты!
Твой хмурый дом совсем не рай,
Но нет тебе заботы.
Лишь засмеюсь, хоть невзначай,
Ревёшь тогда назло ты!

На след’щий день (прошу простить
Моё про изношенье )
Мы в Садлерс Веллсе посетить
Решили представленье
(В сестре весёлость пробудить
Должно же впечатленье!).

С собой трёх малых звать пришлось —
Каприз весьма понятный, —
Чтоб меланхолию всерьёз
Отправить на попятный:
Спортивный Браун, резвый Джонс,
А Робинсон — приятный.

Я сам прислуге дал понять,
Какие выраженья
Способны жалобы унять,
Как масло — вод волненье;
Лишь Джонсу б даме дух поднять
Достало обхожденья.

Мы чушь несли про день и вид
(Следя её отдачу),
Провентилировав «on dit»
И цены кож впридачу;
Сестрица ныла: «Всё претит...
Не забывай про сдачу».

«Бекаса ешь — остынет он.
Ах, ах! Венец природы!» —
«Мост Ахов, господа, смешон;
В Венеции всё воды...» —
Такой вот Байрон-Теннисон
(Вполне во вкусах моды).

Упоминать и нужды нет
Что слёзы в блюда нудно
Лились, что скорбный наш обед
Глотать нам было трудно
И стать одною из котлет
Желал я поминутно.

Начать беседу в сотый раз
Хватило нам терпенья.
«У многих, — подал Браун глас, —
Встречаются влеченья
К рыбалке, травле... А у вас
Какие предпочтенья?»

Она скривила губы — так
Мы в пальцах кривим ластик:
«Ловить на удочку собак,
Стрелять по щукам в праздник,
По морю прыгать натощак.
Мне кит — что головастик!

Дают-то что? “Король... ах, Джон”? —
Заныла, — Скука, позы!»
И, как всегда, тяжёлый стон,
И вновь ручьями слёзы.
Вот взвился занавес вдогон
Помпезным фуриозо.

Но смехом дружный наш раскат
Она не поддержала.
Перевела в раздумье взгляд
С оркестра к балкам зала;
Произнесла лишь: « Ряд на ряд! » —
И тишина настала [66].

Не звал я дорогой Газели
В свою конюшню. Мил товар,
Да вот торговцы оборзели —
От этих цен бросает в жар.

Меня утешить томным оком
Примчался с улицы сынок.
Подбитый где-то глаз уроком
Послужит, жаль, на краткий срок.

Едва обняться мы посмели —
На шею сел мне сорванец.
Да что со мною, в самом деле?
Пора встряхнуться, наконец,

И тёмный рок томатным соком
Запить для верности слегка,
И закусить бараньим боком,
И ждать взросления сынка [67].

Ах, на этой скамье
Тою давней весной
Аталанта ведь не
Тяготилася мной,
И в ответ мои нежные речи не звала «чепухою одной».

Я ей шарфик купил,
Ожерелье и брошку, —
Всё надела, мой пыл
Оценив понемножку;
И под императрицу она неспроста причесалась в дорожку.

В театральный салон
Я привёл мою пери;
Издала она стон —
И мгновенно за двери:
Духота, мол; одна толчея, и несносен ей этот Дандрери.

«О, счастливчик, постой!
По тебе эти стоны! —
Так я мнил той порой,
Помня флирта законы. —
Плеск и блеск! (Девонширский рыбак так, случится, похвалит затоны.)

И воскликнет любой:
„Ну, счастливчик вы наш!“,
Как с невестой такой
Подойдёт экипаж,
Когда бел ещё свадебный торт и пока желтоват флёрдоранж!»

Тот тягучий зевок!
Тот слипавшийся глаз!
Тех фантазий поток,
Что блаженство припас!
Уложил меня взор её вскользь и пришибла слеза напоказ.

Видел, видел вполне
(Сомневаться негоже)
И томленье по мне,
И тоску. Только всё же
Оглашенье ли мне предпочесть? Ведь лицензия выйдет дороже.