Льюис Кэрролл - Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП)

«Как Геро, ты возжги
Мне торшер Афродиты;
Пусть не видно ни зги —
Доплыву». — «Да поди ты…»
Что такое?! Но дальше слова были громом колёс перекрыты… [68]

Девица одна у решётки окна
Стояла с собачкой у ног.
За улицей тихо следила она,
Там люд прохожий тёк.

«К дверям какой-то подошёл
И трётся о косяк.
Совет мне дай, мой попингай,
Впустить его, иль как?»

Зачёлкал мудрый попингай [69],
Кружа под потолком:
«Впусти, раз так — пришёл, никак,
К тебе он женихом».

Вошёл в гостиную чудак,
Смиренно, как во храм.
«Признали? Я — тот, кто из году в год
В любви был верен вам».

«Но как же мне было про то прознать?
Давно б сказали вы!
Да, как было, сударь, про то мне знать?
Не знала я, увы!»

Сказал он: «Ах!» — и уже на щеках
Солёных слёз ручьи.
«В неделю по разу, по нескольку раз
Признанья летели мои.

Колечки вспомни, госпожа,
На пальцы посмотри.
На сердце руку положа —
Послал семь дюжин и три».

«Тут спору нет, — девица в ответ. —
Моей собачке свит
Из них поводок, златой ручеёк —
Глядите, как блестит».

«А как же пряди, пряди где,
Концы моих чёрных волос?
Я слал их по суше, я слал по воде,
И к вам почтальон их нёс».

«И тут спору нет, — девица в ответ. —
Побольше б таких кудрей.
Я их в тюфячок, а тот — под бочок
Собачичке моей».

«Но где же, где же письмецо
С тесьмою вкривь и вкровь?
В нём дышит каждое словцо
Признаньем про любовь».

«Приносит раз с тесьмой — от вас? —
Конвертик почтальон.
Да вот беда-то, что без оплаты,
И брать был не резон».

«О, горькая весть! Письма не донесть!
А в нём всё как есть про любовь!
Так суть письмеца я вам до конца
Нынче поведаю вновь».

Зачёлкал мудрый попингай,
Взметая перья прядь:
«Ходатай, складно отвечай
Да на колени падь!»

Склонил колени он пред ней,
То в жар его, то в хлад.
«О Дева, скорбных повестей
Услышишь ты доклад!

Пять лет сперва, пять лет потом
Твой каждый, Дева, шаг
Встречал я вздохом и кивком —
Во всех романах так.

И десять лет — унылых лет! —
Влюблённый взор бросал;
Я слал цветы тебе чуть свет
И валентинки слал.

Пять долгих лет и снова пять
Я жил в чужой стране,
Тая мечты, что чувством ты
Проникнешься ко мне.

Уж тридцать минуло годков,
И покинул я чуждый край.
Вот, пришёл тебе сказать про любовь,
Так руку, Дева, мне дай!»

А что же Дева? Ни в хлад, ни в жар;
Ему подаёт платок.
«Мне, право, немного вас даже жаль
И странно слышать про то».

Со смехом клёкчет попингай,
Презрительно когтит:
«Как ты, ухаживать, я чай,
Не каждый захотит!»

Собачка прыгает кульком
(Зубов поберегись!),
Колечет звонким поводком,
Натявкивая ввысь.

«Собачка, тише, ну же, шу!
И ты, мой попингай!
Я кое-что ему скажу;
Молчи и не встревай!»

Собачка лает и рычит,
Девица топ ногой;
Пришлец — и тот сквозь шум кричит,
Привлечь вниманье той.

Клекочет гнусный попингай
Сердитей и звончей,
Но всё ж собачкин громкий лай
Несносней для очей.

На кухне слуги и служан-
Ки сбились у плиты:
Хоть слышат шум, да нейдёт на ум
Причина суеты.

Воскликнул поварёнок
(Мальчонка не худой):
«Так кто из нас пойдёт сейчас
Восстановить покой?»

И тот час слуги жребий
Бросают круговой [70],
Чтоб точно знать, кого послать
Восстановить покой.

На поварёнка жребий пал,
И слуги говорят:
«Иди и дей, ищи идей,
Краса всех поварят!»

Схватил он тут погибче прут
Собачку выдворять,
Но видит: доля не её
Команды выполнять.

Схватил он кость — собачки злость
Пропала наконец;
Повёл на кухню за собой
Собачку удалец.

Девица ручкой машет ей:
«Шалунья, нету слов!
Она мне, право же, милей
Десятка женихов.

Пустое слёзы, вздохи вслед,
Власы не стоит жать;
Вы, значит, ждали тридцать лет,
Так что вам подождать?»

Печально он пошёл к дверям
И ручку повернул;
Нашёл печально выход сам,
Прощально не взглянул.

«Хотя б такой же попингай
Со мной летал как сват!
Его советы выполняй,
Глядишь — и ты женат.

Другую мне б где’вицу взять, —
Шептал он, плача вновь. —
Да чтобы тридцать лет опять
Не тратить на любовь!

Спрошу я прямо (да иль нет)
Девицу поскорей.
Не позже, чем ’рез двадцать лет
Приду я с этим к ней!» [71]

Три девочки, поездкой утомлённых,
Три пары ушек, к сказке благосклонных;
Три ручки, что с готовностью взметались,
Но три загадки нелегко давались.
Три пары глазок, широко раскрытых,
Три пары ножниц, временно забытых;
Три ротика, благодаривших мило
Знакомца нового — им книжку посулил он.
Уж три недели минуло с тех пор;
Так вспомнят ли вагонный уговор?

Два вора влезли в чей-то дом,
А кража ведь — не шутки.
И подучили их, притом,
Три девочки-малютки.

На кражу взрослых подучить
Способны ли детишки?!
Другие — вряд ли, может быть,
Но эти три малышки...

В сердцах сказал однажды им
Их взрослый друг: «Хотите
Увидеть Вредность?» — «Да, хотим!» —
«Так в зеркало взгляните».

Смелей! Во всю трубите мочь,
Людишки с мелкою душой!
А лопнут трубы — бросьте прочь
И жрите Злато всей толпой!

Пусть полнит ширь голодный крик:
«Награды! Мыслим и строчим!»
Питаться ваш народ привык
Не Знаньем — Золотом одним.

Где мирной мудрости приют
Нашли и Ньютон и Платон,
Нечистые копыта бьют,
Гудит свинарник-Вавилон.

Делите славу наших дней,
Ваш пай мы выплатим сполна,
Но с именами тех теней
Не ваши ставить имена!

Их слава — вашей не чета;
Им поклоненье ни к чему.
Они сгорели б от стыда,
На эту глядя кутерьму.

Тот о Любви в слезах вопит
И проповедует Закон,
Но чувства в нём не пробудит
Замученной собаки стон;

Тот Мудрость хвалит. Нет, постой!
Не клич на голову свою:
Тебя безжалостной стопой
Раздавит Мудрость как змею!