Стивен Фрай - Троя. Величайшее предание в пересказе

Для наших целей довольно знать, что громадное ахейское экспедиционное войско состояло из невиданного по своим масштабам флота, груженного воинами, стянутыми из десятков царств и провинций, под командованием верховного царя союза – Агамемнона Микенского.

Но, прежде чем мы вместе со всеми теми силами высадимся на илионском берегу, нам предстоит узнать еще об одном приключении, выпавшем грекам на их пути. Это событие стало достаточно значимым, чтобы оказаться решающим – хотя никто из ключевых участников знать этого в свое время не мог – для исхода всей кампании. Истоки того происшествия, как и происхождение великого города и цивилизации, к которым направлялись греки, восходят к величайшему из смертных детей Зевса – Гераклу.

Ахейский флот приблизился ко входу в пролив Геллеспонт и остановился у острова Тенедос.

– Последняя стоянка перед Троей, – объявил Агамемнон. – Пусть наши люди повеселятся, прежде чем возьмутся за мрачное дело войны.

Греки поперли на остров, экспромтом затеяли атлетические игрища, охоту и беготню за островитянками.

Ахилл с восторгом наткнулся на привлекательнейшую девушку – та купалась в пруду. Но не успел он подкатиться к ней, как из-за деревьев выскочил мужчина и преградил Ахиллу дорогу, размахивая мечом и гневно ревя.

– Так-так, – произнес Ахилл. – Кто это у нас тут?

– Ты вторгся в мое царство, наглый мальчишка.

– Твое царство?

– Я ТЕНЕД, сын Аполлона, правитель этого острова. Вы, дикари, отринув приличия и не спросив позволения, гоняете дичь по нашим землям, портите поля и виноградники, а ты теперь еще и к сестре моей лезешь. Ты за это поплатишься.

Тенед затопал ногами и снова взревел. Но для Ахилла этот рев утонул во взволнованном шепоте, зазвеневшем у него в голове. То был голос его матери Фетиды:

– Берегись, Ахилл! Сынов Аполлона не убивай, не то Аполлон непременно убьет тебя.

Действительно ли она говорила с ним или Ахилл вспомнил ее давние слова, он не знал и сам. Фетида предупреждала его обо всем на свете сколько он себя помнил – об опасностях, ловушках, подстрекательствах, табу, запретах, проклятиях. Все матери так опекают, Ахилл это понимал. Фетида же, бесспорно, опекала больше, чем почти любая другая. Возможно, она когда-то сказала ему, что те, кто убивает детей богов, могут быть убиты теми же богами. Очень на нее похоже. Ахилл не боялся. Внутренний голос свой он приглушил. А вот горячая кровь его разгулялась. Вид этого самонадеянного островитянина, что скалился да потрясал мечом своим, показался Ахиллу невыносимым.

Финт влево, шажок вправо, рывок вперед, резкий поворот кисти – и меч Тенеда упал на землю, а свой Ахиллу доставать и не пришлось. Еще один резкий поворот – и шея Тенеда оказалась сломана, а жизнь прервана. Сестра царя закричала и убежала.

Тем временем царственная партия с Атридами [107]во главе покинула Тенедос и переместилась на соседний остров поменьше – Хрису. Там они собирались принести жертву Гераклу, а тот, в свою очередь, когда-то приносил на этом же острове огненные жертвы богам, прежде чем напасть на Лаомедонта Троянского. Их отвел к тому самому месту один из самых приверженных спутников Геракла Филоктет, сын царя Пеанта из Мелибеи, – он был здесь с Гераклом тогда, много лет назад.

Филоктет присутствовал и при гибели великого героя. Наблюдал с беспомощным отчаянием, как разъедающая отрава с туники Несса пожирает Гераклову плоть [108]. В лихорадке своих мучений Геракл вырывал с корнем деревья для своего же погребального костра. Затем он воззвал к друзьям, чтоб развели они огонь, но все отшатнулись. И лишь у Филоктета хватило на это мужества. В благодарность умирающий Геракл завещал ему свой лук и легендарные стрелы. Со слезами на глазах Филоктет поднес горящий факел к погребальной пирамиде и смотрел, как громадная измученная Гераклова душа покидает его громадное измученное тело [109].

Лук юный Геракл получил, говорят, от самогό бога-лучника Аполлона. Но важнее всего были стрелы . Геракл обмакнул их наконечники в ядовитую кровь многоголового водяного дракона Гидры. Эти смертоносные стрелы обеспечили ему победу во многих последующих стычках [110], но со дня его смерти – вернее, со дня его вознесения к бессмертным на Олимп – лук и стрелы свирепо стерег преданный Филоктет; со временем и он оказался в той же толпе высокородных соискателей, собравшихся в Спарте ради руки Елены. Вместе со всеми остальными принес он и клятву оберегать брак Елены; великим силам вторжения во главе с Агамемноном он предоставил семь кораблей.

Впрочем, его вклад в общее дело исчерпался, не успев начаться: привел он Агамемнона и остальных к тому месту, где, по памяти Филоктета, Геракл приносил жертву много-много лет назад, старого друга Геракла угораздило наступить на гадюку, и та мгновенно бросилась на обидчика и впилась ему клыками в ногу. Через несколько мгновений плоть на ступне распухла, и Филоктет едва мог идти. Диомед помог ему перебраться через остров и взойти на судно, которое должно было отвезти его к его кораблям, но к тому времени рана уже нагноилась и источала чудовищную вонь. Одиссей шепнул Агамемнону и Менелаю, что подобное поражение вылечить не удастся и есть риск, что зараза распространится на другие корабли. Атриды постановили, что Филоктета нужно оставить на острове. Им хватило участливости – участливости по их собственным понятиям, но, возможно, не по мнению Филоктета – согласиться, что Хриса слишком мала и бесприютна для него [111], а потому хромого, подвывавшего и негодовавшего Филоктета бросили на соседнем острове Лемнос, который к тому времени стал необитаемым [112]. Командование его семью кораблями и тремя с половиной сотнями гребцов и лучников передали Медонту, единокровному брату Эанта – Аякса Малого.

Филоктету пришлось остаться на Лемносе, где он маялся от раны, которая отказывалась заживать; десять лет он питался плотью птиц и зверей, каких мог подстрелить из лука ядовитыми стрелами. Приберегите его имя где-нибудь на задворках памяти, он к нам еще вернется.

– Итак, – молвил Агамемнон, – пусть оповестят всех. Флот атакует завтра на рассвете.

И полетело слово с палубы на палубу, по всем кораблям.

– Троя!

– Троя!

– Троя!

Открытые башни Трои сверкают на солнце. С ее стен стражники и часовые кричат и дуют в трубы. Они узрели такое, что способно вселить страх в самое отважное сердце.

Далеко на западе горизонт, отделяющий море от неба, почернел. Нежная полоса дымки, что прежде каждый день разграничивала море и небо, теперь стала жирной черной чертой, простирающейся и влево, и вправо, докуда хватало взгляда. На глазах у троянцев эта черта утолщается. Словно Посейдон выталкивает на поверхность новый остров, а то и новый материк.