Людмила Гущина - Чертова дюжина страшилок

А когда бабушка уехала, снова возникли проблемы.

Под Новый год у девочки начался жар. Мама бросилась к соседям за помощью. Они единственные в подъезде имели телефон. В соседской квартире проживала известный корреспондент, гуру радиоэфира.

— Умоляю, у малышки сорок. Пожалуйста, дайте мне вызвать скорую!

— Для меня жизнь радиожурнала важнее жизни вашего ребёнка. Пока не закончу диктовать, не подходите. А лучше вообще больше не приходите. Не до вас! Моя работа нужна каждому советскому человеку, в том числе и вам. Всего хорошего!

Сегодня проходила мимо дома, в котором несколько лет прожила бок о бок с известным корреспондентом. Дорогу преградила похоронная процессия. Гримаса судьбы, но хоронили именно её. Венки, цветы, прощальные речи. Говорили о её человеколюбии, о бесценном вкладе и т. д.

«И память, которая, как луч света, озаряет и наполняет наши сердца, живёт во всём: в маленьких радостях, в буднях и выходных, в звонком смехе ребёнка, в улыбающихся глазах мамы. И эта память у каждого человека своя».

Да, память, безусловно, у каждого человека своя. Спи спокойно, вечная тебе память. А вклад, наверное, был. Бесценный.

Девочка доросла до трёх лет. Заболела. Новый детский педиатр при очередном посещении поинтересовалась у мамы: «Сколько у вас детей? Двое? Погодки? Ну, ничего, не страшно. Хоть один да останется. Раньше по десять детей в семье умирало, и ничего».

Девочка выжила всем назло. Где ты теперь, добрый терапевт? Есть ли у тебя дети?

Материнские страхи превращаются в психоз. Дочку положили в детскую больницу на обследование. Карантин. Ни свиданий, ни передач, ни информации, ни встреч с врачом. Проснулась ночью от крика дочери, от громкого рвущего душу плача. Но она же в больнице. За окном минус тридцать. Бегом в больницу. Коробка конфет и пачка чая открыла двери палаты.

— Ой, вы знаете, приключилась смешная история. Вашу дочку положили в палату к старшим девочкам. Они играли в дочки-матери. Её раздели, вещи постирали. И забыли про нее до утра. Она всю ночь пролежала раздетая возле окна, и теперь у неё пневмония.

Кто больше болеет? Дочки, сыновья? Или душа матери?

— У вашего сына менингит. Может и не выжить. С ним нельзя в больницу, уже большой, семь лет. Об исходе сообщим. Мамаша, не надо плакать, у меня самой проблем куча, и от них голова болит. А тут вы ещё со своими проблемами.

Родная наша медицина, бесплатная, профилактическая, платная, я, мать, тебя ненавижу. Тебя, наглую, бедную, безжалостную… Ты же можешь быть другой!

Сын и дочка выжили не благодаря, а вопреки. Болячки, болезни, травмы — всё как у всех. Без этого не бывает детей.

Начала просыпаться от присутствия кого-то постороннего в комнате. Бродят какие-то эфемерные тени. Схожу с ума? Родители прислали письмо. «Постоянно думаем о вас. Мерещится всякое. Тени какие-то. Наверное, сходим с ума».

Пошла к знакомому врачу, другу семьи. «Знаешь, это нормальное явление — тревога, забота, думы. Вот когда тебе станут мерещиться зелёные черти, приходи, лечить будем».

Черти не появились. Жизнь прожить, не поле перейти. И память, которая, как луч света, озаряет и наполняет наши сердца, живет во всем.

Недавно произошла страшная трагедия. Разбился самолёт. Погибли девяносто два человека. Среди них участники военного ансамбля песни и пляски имени Александрова. Не первая и не последняя воздушная трагедия, к великому сожалению.

Сегодня встретила знакомую. Радостную. Она долго молилась, чтобы исполнилась мечта сына, и была услышана на небесах. Наконец его возьмут в этот ансамбль на теперь уже вакантные места. Да, мой ангел, ты всегда со мной…

Вспомнился один из моих полётов. Я ведь тоже могла кого-то порадовать, уступить своё место в этой жизни.

Жизнь в который раз била ключом — и всё неординарно, по голове. Согласилась с маминым предложением оставить детей-погодков на месяц-два у неё. Лето, фрукты, Кубань. Решение всех проблем. Любящие и родные дедушка и бабушка — это из плюсов. Впервые разлучаюсь со своими карапузиками. Между нами будет две тысячи километров страхов, переживаний, волнений, слёз — это из минусов.

Ночи напролёт не спала. Снился падающий самолёт, пожар, взрывы на борту, детский плач. Смотрела в последний вечер с родными «Экипаж». Да, странный способ привести нервы в порядок. Утром слёзное прощание, краткое завещание на случай, если меня не станет в этой жизни.

— Тю, сдурела зовсим дивчина. Беду не ладно кликать, сама откуда ни визмис приходить. Усе думки нехай об житейском, абы мужик ни загуляв, да краса, дивонька, ни пропала, — осушила мои слёзы бабушка.

Аэропорт. Сдан багаж. В самолёт с собой ручная кладь — ведро слив белых, наливных, как мёд, и тёрн. От одного взгляда на него сводит скулы и вяжет во рту. Тёрн для наливки. Есть рецепт от бабушки. Фирмá. Называется «спотыкач». Брать не хотела, особую любовь к сливам не питаю, но и обидеть родню нельзя.

Несмотря на лето и южный рейс, самолёт был не загружен. Стюардесса попросила всех пассажиров, хаотично разместившихся на борту, переместиться в нос лайнера. Не читалось, не спалось. Самолёт летел ровно, ни ям, ни рывков. По расписанию. Чистое небо, весёлые облака-барашки, заходящее солнце.

Вышла ожидаемая стюардесса. Наш рейс окончен. Экипаж благодарит… Температура за бортом. Всё буднично, без эмоций.

Заходим на посадку — раз, другой, третий. С чего бы наматывать круги? Опять стюардесса как с рекламы «Аэрофлота». «Спокойно, не волнуйтесь. Нештатная ситуация. Заклинило шасси. Будем сжигать горючее. Убрать колющие, острые предметы, сгруппироваться…» Будничный голос, даже леденцы разнесла. Подумалось, что, видимо, это учения. Слава богу, что нет со мной детей.

Думай о житейском, думай. Чтобы муж не загулял, один круг. Чтобы краса не пропала. Ещё круг, и ещё…

Вся жизнь перед глазами не мелькала, плакать или молиться тоже не хотелось. Оглянулась назад. Как другие горемыки восприняли нерадостную весть?!

Две женщины, сидящие за мной, методично и очень быстро поедали плитки шоколада. Так, будто выполняли привычную работу. Обстоятельно разглаживали обёртки и складывали их в сумку. Шоколада было много, видно, везли в подарок этот дефицитный продукт и теперь поедали его на скорость.

Семья, сидящая за ними, из необъятной сумки вытаскивала пакет за пакетом. Аромат жареной курицы, малосольных огурцов разлился по салону. Я сглотнула слюну. Перед смертью надо бы поесть, когда ещё придётся.