Иль Канесс - Оформитель слов

Этот гоблин быстро оглядел комнату и уставился на Леху.

– Иголка есть? – нахально спросил он.

Леха задумался и пожав плечами, ответил:

– Нет.

Гоблин с такой ловкостью и скоростью врезал Лехе в глаз, что того отбросило к стене. Драчун же хмыкнул и упорхнул в коридор.

Повисло тягостное молчание.

– Хуясе… – бережно поглаживая глаз, воскликнул Леха, поднявшись и закрыв дверь.

Я сидел и понимал, что если бы Леха не пошел обуваться, то по лицу, непременно, получил бы я. Уже, кстати, второй раз за день мог бы, но не получил.

– Что-то я передумал идти гулять, – сказал Леха и вернулся на кровать.

Он так и лег на нее в одном кроссовке.

В коридоре стоял тревожный шум. Видимо, иголку спрашивали во всех комнатах по порядку. Минздрав меня предупреждал, что туда, пока лучше не соваться. Но я был иного мнения.

– Ладно, я пошел.

– Ты надолго? – отрешенно спросил Виталя. – Сегодня вечером ужин: две булочки и стакан молока… Потом к девчонкам – на третий этаж. У них, наверняка, тоже есть что-нибудь пожрать. А если откроют решетку игровой комнаты и кино включат, их с собой позовем.

– Кино. Ага. Им только одно и надо. Они так просто кормить не станут… – усмехнулся я, надевая куртку.

Виталя, кажется, впервые за весь день отвернулся от окна.

– И что же им надо?.. – с надеждой поинтересовался он.

– То самое. Вечером подробнее расскажу.

Я вышел из общежития и направился в заданном направлении. Закурил. Стало совсем холодно. Уже порядком стемнело. В общежитие нужно вернуться к 22.00, ибо комендантский час – закроют все двери и хрен запустят.

Миновав темные переулки и коварные дворы, я вышел на проспект. Перешел через дорогу и оказался у нужной мне стройки.

– Ты куда собрался? – спросил сторож.

– Я к отцу. Работает тут, – отвечаю. – Он должен был предупредить.

Сторож нахмурился.

– Ах да, точно, ну проходи. – Он уступил мне дорогу. – Сперва прямо, потом обходишь кран, заходишь в подъезд и подымаешься на пятый этаж. Будь осторожнее, в подъезде темно и совсем нихуя не видно. Шаг влево, шаг вправо – полный абзац. Запомни, это важно.

– Хорошо.

Я прошел прямо, обошел кран и проник в подъезд. И правда, темно оказалось настолько, что совсем нихуя не видно. Достав зажигалку и осветив путь, я зашагал по лестнице. Поднялся на площадку пятого этажа. Дверей в квартиры было не видно. Я начал водить горящей зажигалкой вдоль стен и вскоре приметил дверь в тайную комнату. В надежде оказаться прямиком в Хогвартсе, вышел на простуженный балкон, а оттуда дверь вывела меня на площадку, где располагались квартиры. Миновав две мрачных шахты лифта, я зашел в ту дверь, из которой доносились голоса сталкеров.

– О, сынуля! – подскочил батька. – Сразу нашел?

– Да.

– Как дела в училище?

– Превосходно! Сегодня чуть два раза в морду не получил.

– Запомни: чуть-чуть не считается. Если заподозрил, что будут бить, а возможно, даже ногами, то или беги или начинай бить первым. Лучше сразу бей по яйцам.

– Но так же нечестно, некрасиво…

– Насмотрелся мушкетеров… Честно только на ринге, а в обычной драке тебя хотят втоптать в землю и покалечить. Вспомни фильм «Брат», как там Данила мужику сразу по яйцам бьет и все, конфликт исчерпан.

– Ну так-то да.

Я закурил.

– Короче, пап, давай чаю, немного денег и я обратно пойду, в общагу, а то ваши катакомбы меня угнетают. Да и поздно уже.

– Мать звонила, – начал батя. – Завтра пятница, после занятий сразу езжай домой, в деревню. Купи веник. Обратно поедешь, мать выдаст две сумки с продуктами: тебе и мне.

Допили чай.

– Все, мне пора.

– Ага. Обратно пойдешь – не щелкай клювом, – предупредил батя. – Свернешь шею – мать расстроится. Может, проводить?

– Сам дойду. Отдыхай.

Когда выходишь из светлого помещения и переходишь на темную сторону, тебя окутывает адский мрак. Поэтому, я начал перемещаться сугубо осторожно, нащупывая в карманах зажигалку. Прикинув, что шахта лифта уже позади, уверенно повернул направо и шагнул. Там должна была оказаться дверь на балкон. Но ничего подобного. Там была пустота…

Холодно. В общежитии всегда справно топят и должно быть тепло, а тут – холодно. Что-то не так. Я попытался натянуть одеяло. Его не оказалось. Внезапно я понял, что у меня болит все тело, в том числе и то, что и болеть-то не может. Я попытался повернуться, но не смог, ощутив жуткую боль.

– Лех?.. Виталя?.. – спросил я у темноты.

Тишина. Очередная попытка шевельнуться, обернулась чудовищным спазмом всего тела. Правая рука не двигалась, как бы я ни старался. Пальцы рук замерзли. Мне стало совершенно не по себе.

Правая нога причиняла нечеловеческую боль. Стиснув зубы, решил ею пошевелить. Но мне снова стало так больно, как никогда в жизни. Последнее, что я помнил, так это как вышел от отца.

– Пап?.. – робко сказал я.

Тишина.

– Папа!

Сердце начало биться с бешеной скоростью. Но ничего не происходило. Тишина, мрак и холод.

Наклонившись чуть вперед, я принимаюсь щупать правую ногу. Пальцы вяжет что-то густое и едва теплое. Наконец, дойдя до половины голени, я понимаю, что… что, моя нога сломана! А ее продолжение, вместе со стопой, лежит под таким углом, что…

Я вздрагиваю и, стиснув зубы, достаю зажигалку. Немного света помогает осмотреть ногу внимательнее. Вижу, что она все еще является частью меня лишь потому, что держится на мышцах и коже. К тому же, я понимаю, что лежу в каком-то подвале. Ни дверей, ни окон. Что со мной?..

Меня начинает трясти.

– Пап… где ты? Пап, мне больно… Забери меня отсюда, пожалуйста. Ну, пап…

Но ответа нет и я, в конце концов, не выдержав, принимаюсь мужественно плакать.

– Ну, пап…

Поныв немного, пока никто не видит, я вытираю остывшую кровь с пальцев и с ужасом понимаю, что начинаю всерьез замерзать. К тому же, очень сильно хочется пить.

Чудный ноябрьский вечер. Я лежу со сломанной ногой и вероятно, рукой. На сломанной ноге нет ботинка – его сорвало при падении. Нет шапки и варежек. Я не чувствую правую ногу и пальцев рук.

Ночь. Стройка. Никого нет. Сторож смотрит телевизор в вагончике. Телефона, чтобы позвонить, тоже нет. Папа думает, что я уже в общежитии. Мама в деревне смотрит какого-нибудь малахова. Все очень плохо и практически безнадежно. Даже паниковать нет смысла.

Со временем мне надоедает ныть и я, превозмогая боль, начинаю шарить вокруг. Нахожу какие-то доски. Вытираю сопли и пытаюсь приподняться. Едва не потеряв сознание, я все же на мгновение приподымаюсь и вижу дверной проем с редкими просветами. Медленно опускаюсь на место. Прикуриваю сигарету.

– Свет в конце тоннеля.

Принимаюсь думать о всяком. Ищу, к примеру, положительные моменты в произошедшем. И нахожу. В частности, осмотр показал, что мне чудом не оторвало важный орган для создания новых людей, а из башки не торчал кусок арматуры. Это уже хорошо.