Татьяна Попова - Короткие смешные рассказы о жизни

– Чаво молчишь? – насмеявшись, обратился к нему щупленький рыжий мужик Кузьма Коломин. – Когда жениться думаешь? Аль так и будешь в девках сидеть?

– Не-е… – блаженно протянул Васюля, – я лучше тут посижу.

Однако ж ни там ни сям ему долго засиживаться не пришлось.

Наступил Овсень. По Чудинкам поплыл черный дым. Разве что ленивый не выкатил ко двору шину да не зажег. Под песни, пляски, матерные частушки полетело в огонь ненужное тряпье. Где-то на Выселках, не страшась мороза, запиликала гармонь.

Повсюду запах блинов. Вдохнешь возле какого двора кухонного парку… Матерь Божья! Губы точно наяву слипаются от масла, и представляется, будто струится по бороде теплый солнечный сок. Никакой воли не хватит пройти мимо. Постучишь в дверь, прогорланишь по обычаю:

Овсень! Овсень!

Подай блин совсем!

Неси, не тряси!

Давай, не ломай!

Добрая хозяйка попадется – что там блин! – в избу под ручку заведет, за стол усадит, стакан до краев нальет. А на столе чего только нет! Кушай, милый, досыта – что Бог подал, тем и богаты. Отломи блинца манного, в сметану покунай да настоечкой не поперхнись! Ты сальца, сальца вприкусочку! Скусно? Сама коптила, на вишневых веточках коптила! К соседке пойдешь – сроду у нее не так. Нет душка, аромату нету. Да и сама она, прости Господи…

Как стемнело, повылезала из своих берлог вся нечистая сила: ведьмы, призраки, цыгане, милиционеры… То бишь ряженые. И давай шумными толпами шнырять по дворам. То бишь колядовать.

Отдельным отрядом передвигалась по деревне вполне себе анекдотическая троица: Красная Шапочка, Мент и Чебурашка. Троица успела попотчеваться не за одним столом, так что настроение имела праздничное и шла неспешно.

– Васюля, ты дурака не валяй, – говорила Красная Шапочка Чебурашке хриплым басом, – женитьба – дело нужное. – И кивнула Менту: – Правильно я говорю?

Мент – Сема Пирожков, розовощекий пупс тридцати пяти лет. По правде – камазист, а фуражку и китель позаимствовал у приятеля, бывшего участкового. Пивной животик – свой, хотя совсем как милицейский. Насчет женитьбы Пирожков был в корне не согласен с Красной Шапочкой. Он устал от каждодневных скандалов, и если бы мог вернуться на десять лет назад, то ни за что не предложил бы молодой школьной техничке помочь вымыть полы. Но для поддержания своего образа ответил: «Так точно».

– Во-о! И Семен говорит, что нужное, – басила Шапочка, больше походившая на волка. Плетеные косичкой завязки утопали в густой бороде. – Сегодня как раз все дома обойдем. Тормоза выключай. Выбирай себе… чебурашиху.

Троица завернула к Кудашевым. Дверь открыл худой старик в растянутой тельняшке. Бедняга от изумления смог выжать из себя всего три слова. Но каких!

– Ох ты ж…

– Овсень, дед! – весело поприветствовала его Красная Шапочка, подтягивая панталоны, надетые поверх джинс. – Блин неси, чего встал? А лучше – что покрепше! Морозец, как бы не загнуться!

– Поздравляем вас с праздником! – пропел Чебурашка.

Старик совсем растерялся.

– Воистину воскресе… то бишь, это… Хозяйку крикну.

Через три минуты он уже выглядывал из-за широких плеч своей супруги. Супруга тучная до такой степени, что гадай – не гадай, а возраста не определишь. Лицо круглое, без морщин, зубы кое-какие с коронками, но все на месте. В одной могучей руке тарелка с блинами, в другой – бутылка белой.

– Ой, ой, какие нарядные, – заворковала она, – я вас и не узнала… Колька! – ткнула Красную Шапочку в грудь бутылкой. – Колька Зайцев, ты, что ли? Вот умора! Вылитый Дед Мороз! Бороду мазнуть известкой – и вылитый! – рассмеялась. – Ой, дурища-то! Вы угощайтесь, угощайтесь, сынки! И вот, на дорожку прихватите!

К большому разочарованию старика, она передала бутыль гостям.

– Спасибочки, – сказала Красная Шапочка, укладывая гостинец в корзину.

– На здоровьице!

В разговор вступил Пирожков.

– Гражданочка! – с наигранной серьезностью сказал он. – Просьба у нас вдобавок!

Старуха Кудашева, сын которой уже два года как сидел за взлом магазина, с неприязнью относилась к представителям органов. И даже видя, что перед ней не настоящий мент, а сосед через огород, все равно посуровела голосом:

– Какая ишшо просьба?

– Укажи, в какой стороне невесту искать?

Та недолго подумала.

– Не стыдно вам. Какие тут невесты? Бабы Маньки да бабы Ганьки. Женатые, а все туда же. В Козловку ступайте! – И закрыла дверь.

Посыпал крупными хлопьями снег, посему в Козловку путники торопиться не стали. Укрывшись под амбарным навесом, они принялись брать пробу с собранных гостинцев.

– Хороша, – с удовольствием протянул Пирожков.

– Какой там! – возразила Красная Шапочка, она же Колька Зайцев, здешний пастух. – Вот у меня дед умел гнать!

– Знаем, знаем! – согласился Пирожков.

– А из чего гнал, знаешь? Из сливы. Прям пред домом росла. Высокая, пышная. Туалет у нас далеко был тогда. Это надо палисадник пробежать, потом за сарай… Дед стока не вытерпливал. Под сливу ходил. А как деда не стало, так и слива больше ни разу урожай не дала. Такие чудеса.

– Святой человек, – задумчиво сказал Чебурашка.

Пока путники пьянели, не на шутку взыгралась вьюга. Заморгали редкие фонари. Ветер со свистом сдувал с сугробов пушистые макушки и расстилал по дороге.

– Не доберемся, – ослабев от водки, засомневался Пирожков. Он повис на шерстяной шее Чебурашки, который крепче всех стоял на ногах.

– Да что тут идти! – заспорил Зайцев. – Километр от силы!

– В гору, – напомнил Пирожков.

– Да хоть в яму! Тем более пообещали уже человеку. Нехорошо обманывать… холостым всю жизнь… как без бабы… – Зайцев прижался к стенке амбара и почти уснул. Но, как говорят, ни с того ни с сего – выпрямил спину, расправил плечи; взгляд на мгновение отрезвел и наполнился смыслом.

Вдохнув морозного воздуха, он воскликнул:

– На санях поедем!

Сани нашлись на соседней улице. То были знаменитые в округе сани старика Кондрата Мякишева. Каждый Овсень ряженые что-нибудь обязательно вытворяли с ними: переворачивали, заваливали бревнами, скатывали в пруд. Раз пришлось старику стаскивать их с крыши сельсовета. Словом, подстрелили воробья всерьез. И дабы больше с санями ничего не приключалось, дед Кондрат приковал их цепью к фонарному столбу. А сам в сей час (равно как и предыдущие пять), погасив в избе свет, караулил их у окна. Готовый выбежать по первой тревоге, службу он нес в тужурке и валенках. А покуда старушка его была очень уж теплолюбивая и кочегарила с щедрецой, пот с седой головы деда Кондрата тек ручьями.

Метель усложнила ему житье.

– Не видать ни зги, – жаловался он супруге. – Пойду, что ли, выйду…

– Уймись, окаянный! – уговаривала она его. – Кому они нужны, какому…