Ник Никсон - Зооград

Хмелецкий оценивающе разглядывал меня. У кенгуру нет человеческой мимики – морда у меня не краснеет, так что определить на вид вру я или нет, невозможно. Речевой имплант не способен передавать все оттенки эмоций, что вкладывает сознание.

– Я могу предложить должность старшего аналитика, – после долгой паузы сказал он. – Будете работать в коллективе с другими альтервидами. Там вам будет комфортно во всех отношениях.

Я покачала головой.

– Я хочу в Первый отдел. Моя квалификация позволяет это.

– Уверяю, это очень выгодное предложение, – настаивал он. – Ни один выпускник Академии без опыта работы еще не получал такого шанса.

– Я не хочу быть аналитиком. Я хочу быть сыщиком.

– Вы не можете им быть!

– Почему?

– Потому что вы кенгуру!

Он указал на меня рукой, будто я сама не осознавала, в чьей шкуре живу.

Я ожидала чего-то подобного, но надеялась, удастся все решить мирным путем. Я не конфликтный биовид и первая никогда не наступаю, но сейчас ситуация безвыходная. Придется пойти на крайние меры.

Хмелецкий молчал, ожидая моей реакции. Я кивнула на свое заявление.

– Вы не можете отказать мне, это ущемление прав по видовому признаку.

– Могу. Закон на моей стороне.

– Если вы имеете в виду запрещающий список профессий для альтервидов, то Минтруд исключил оттуда все полицейские должности три месяца назад.

Закон о запрете на определенные профессии приняли под давлением традиционалистов еще полвека назад. Тогда это объяснили требованиями безопасности, но все понимали, что работодатели просто не хотели видеть в своих офисах и фабриках мохнатых и усатых сотрудников. С тех пор много козьего молока утекло, традиционалисты лишились большинства в парламенте и стали презираемы в обществе, вскоре на их места пришли центристы, которые не «за тех» и «не за тех», а за «всеобщую справедливость». По сути, они те же традиционалисты, ненавидящие альтервидов, только пекущиеся о своей репутации. Позорный закон они так не отменили, но под давлением правозащитников время от времени убирают из списка разные профессии.

Хмелецкий покивал, признавая за собой проигрыш в этом раунде.

– Просто послушайте мой совет. Отступите. Так будет лучше для всех, и для вас в первую очередь. В отделе аналитики вам будет намного комфортней. Это компромиссное решение.

– Я не могу на это согласиться.

– А я не могу дать вам должность сыщика.

– Тогда напишите письменный отказ.

Хмелецкий взял ручку, покрутил в руке, отложил.

– И вы пойдете в суд…

– Непременно.

СМИ раздуют это дело, Хмелецкого обвинят в альтерфобии, а полицию назовут средневековой клоакой, что бывало не раз. Скандал будет страшный, и в итоге я все равно добьюсь своего. Но какой ценой… Больше всего я не хочу повышенного внимания к себе, но, пройдя весь путь, находясь в шаге от мечты, я уже не могу отступить.

Начальник полиции внимательно смотрел на меня.

– Я буду с вами откровенен. Я не хочу вас видеть здесь. И мне плевать на то, что политики решили, будто животное может наравне с человеком быть сыщиком. Вы неспособны носить оружие. Да, скажете новые поправки и это отменили, только попробуйте рассказать это обдолбанному наркоману на улице, когда он решит вас пырнуть ножом. А кто будет нести ответственность за вашу смерть? Я! У каждого вида свои физические пределы. Человек не может летать, поэтому я не прыгаю в окно, расправив руки в надежде взмыть в небо, а вы делаете это прямо сейчас. И вы упадете камнем об асфальт, поверьте моему опыту. Я пытаюсь вам помочь.

– По-моему, вы пытаетесь помочь себе.

– Мне говорили, что вы упрямая, но не глупая. Поймите, здесь не Академия, не ток-шоу, это реальная жизнь, и такой, как вы в Первом отделе не место, – он вздохнул и заговорил более сдержано. – Вы и так уже добились огромных высот, остановитесь и признайтесь, что это ваш потолок. В правде нет ничего постыдного.

Я подошла к столу. Хмелецкий протянул мне папку в надежде, что я возьму ее и поверженная сбегу за дверь.

– Вы ошибаетесь насчет меня. И я вам это докажу.

Я взяла листок с заявлением и положила прямо перед ним.

– Никто из моих людей не захочет с вами работать.

Я перевела взгляд на китель с погонами, висевший на вешалке.

– А я думала, что по уставу, Начальник полиции не спрашивает мнения подчиненных.

Хмелецкий побелел, а я поняла, что нажила врага. Взяв себя в руки, он резко поднял трубку.

– Волжанина ко мне… Значит, найдите его!

Через пять минут в кабинет без стука вошел мужчина в черном поношенном плаще и шляпе. Если бы я не знала, кто он, могла бы принять его за бездомного. Выглядел Игорь Волжанин гораздо старше своих сорока – круглое пузо, небритая щетина, вокруг уставших глаз синяки. Благодаря обонянию кенгуру, которое в десятки раз лучше человеческого, я уловила запах несвежей одежды и алкоголя.

– Здравия желаю, шеф, – Волжанин сел на стул, не обратив на меня никакого внимания. – Что стряслось? Я бежал как ошпаренный.

– Познакомься, – сказал Хмелецкий.

Волжанин огляделся и непонимающе уставился на начальника.

– С кем?

– Здравствуйте, – сказала я.

– Ой, ёп! – он резко вскочил. – Я думал, чучело из подвала принесли.

– Это младший сержант Ариадна Флотов, только из Академии.

Волжанин пялился на меня как на противное насекомое.

– А-а-а-а… ага.

– Возьмешь шефство.

– Что? Не понял.

– Это твой новый напарник.

– Ты шутишь?

– Нет.

– У меня же есть напарник…

– Парцешвили неделю назад ушел на пенсию, или ты, пока бухал, забыл об этом?

– Я не бухал. И не забыл. Я думал, ты мне Егорову дал.

– Егоровой такое счастье не нужно.

Волжанин замотал головой по сторонам, словно надеясь, отмотать время вспять и все исправить.

– Погоди-погоди, шеф, товарищ полковник, я не могу с ней…, – он посмотрел на меня, снова на начальника. – Она же кенгуру.

– Я заметил. И что?

– И-ии… Это шутка, да? Розыгрыш?

– Капитан Волжанин, что тебе непонятно в моем приказе? – разразился Хмелецкий. – Это твой новый напарник, вводи в курс дел. Все как ты уже привык.

– Это какая – то подстава! Я не буду с ней работать. Пусть другой кто-нибудь…

– Я твоего мнения не спрашивал. Если, что-то не нравится – почитай устав. Исполнять приказ!

Полковник подписал мое заявление и положил в стол. Кивнул мне заговорщицки.

– Так точно, – сказал Волжанин после минуты раздумья.

– Свободны.

Мы вышли из кабинета. Сразу за дверью Волжанин резко остановился. Я не успела среагировать – у меня нет воздушных тормозов – и ударилась головой ему в спину.

– Твою мать, смотри, куда прешь!

– Извините.

– Извините…, – он поправил воротник плаща, воткнул в зубы сигарету. От негодования у него дрожали руки. Или от похмелья.