Михаил Коссой - Вверх по стечению. Утопический роман

– Молодец, сестренка! – заулыбался Эдик.

– Куда?! – грозно вопросил отец, глядя как Вика удаляется по направлению к коридору.

– Если вы еще орать будете, я от вас в общагу съеду! – Вика даже не обернулась. – Даром, что пустая стоит!

Анатолий Антонович прикрыл глаза. Все пошло не так. Ему никак не удавалось донести простую мысль, что сейчас не время философствовать, что сейчас надо сидеть тихо, пригнувшись, как в окопе во время обстрела, и не привлекать к себе внимания, потому что…

На этом месте простота заканчивалась, потому что Анатолий Антонович не мог им рассказать про фундаменты. Это ведь повредило бы образу мудрого главы семьи. И хотя сейчас реальность разительно отличалась от желаемой картинки, Анатолий Антонович в глубине себя надеялся, что дети все же одумаются. Мысль о том, что «одуматься» могут не только они, но и он сам, конечно, его не посещала.

Зато он четко видел систему распределения ресурсов. Она напоминала схему разводки воды по квартирам: большой насос – он сам – выкачивал ресурсы из окружающего пространства, а от него широкие трубы вели к семье и другим нужным людям, ветвясь на мелкие патрубки. Сейчас на схеме пульсировала красным не самая толстая, но все же заметная трубка. Невозможно было оторвать от нее взгляд, и Анатолий послушно соскочил на понятную ему тему:

– Вот что, Эдуард. Раз ты такой свободный и умный, может хватит на моей шее сидеть? Иди-ка заработай себе на свои эти… Взгляды! От меня ты больше денег не получишь!

Об этом семейном совете мне рассказала Марина, когда пришла ко мне в образе и состоянии свободной женщины, чтобы поговорить. Я вообще большую часть этой истории узнал из первых рук. Немногое оставшееся я восстановил сам, соединяя точки линиями. Они ведь, если помните, в среднем стремятся быть прямыми.

– Ты знаешь, – сказала Марина под конец того первого разговора, который, признаюсь, был довольно длинным и закончился под утро. – Это была, наверное, первая трещинка в фундаменте. Ты еще не веришь, что она появилась, а она становится длиннее, шире, все начинает перекашиваться…

Марина говорила все это фигурально, не зная, что вполне натуральные трещины уже пронизали фундаменты зданий в Экотауне и довольно бодро расширяются. Через три дня все начнет перекашиваться и весь район уплывет вниз по реке вслед за пиломатериалами.

У Марины было свое представление о счастье. Выглядело оно так: все домочадцы сидят рядком, сложив руки на коленях и дружелюбно и радостно улыбаются друг другу. Марина могла часами созерцать эту сцену, не переставая ей радоваться. Из этого не так уж трудно понять, что Марина была женщиной довольно несчастной – никто ведь никогда так по-идиотски себя не вел – однако каждый раз, как ей не удавалось достичь цели, она чувствовала, что приблизилась к ней еще немного, и тем утешалась.

Ровно это происходило и во время семейного совета по установке чипов. Стремясь приблизиться к желаемой картине Марина пыталась смягчить обстановку негромкими восклицаниями неопределенного содержания:

– Эдик, зачем так!.. Толик, пожалуйста!.. Вика, милая!..

Ясно, что никто на нее внимания не обращал. За все время спора никто ни разу даже не повернул к ней головы. Вплоть до момента, когда Эдик, сообщив, что принципы не продаются, засунул руки в карманы и демонстративно из столовой вышел вслед за сестрой. Только тут Анатолий Антонович остановил взгляд на Марине.

Она поднялась, шагнула к нему.

– Так плохо? – спросила она, имея в виду настроение мужа.

Он в ответ обвел глазами помещение, шумно вздохнул и посмотрел на свои руки, которыми держался за спинку стула.

– Сложно, – буркнул он наконец.

– У тебя ничего не отложено?

Оценка доступных ресурсов – первое дело в моменты кризиса. Спрашивала Марина только сейчас, потому что до этого никогда не интересовалась финансовым положением семьи. Не случалось таких кризисов, чтобы отменялись поездки на море, а муж неделю ходил мрачным.

– Крохи, – признался Анатолий.

Помимо подаренной «Полностроем» квартиры, которая из-за наводнения сейчас почти ничего не стоила, и старого дома в Низовке, крупных активов у него и впрямь не было. Даже если продать дом да две их уже не очень новых машины – далеко и надолго не уедешь. А бизнес можно было продать разве что «Полнострою» и на выгодную сделку рассчитывать не приходилось. Анатолий вздохнул.

Как и недавно Вика, он тоже словно видел себя в каком-то фильме: героя посадили в закрытую кабину вроде большого лифта, а потолок медленно опускается. И если он немедленно не скажет, где сокровища, то его просто расплющит. Это рождало в нем необычное желание высказать свое беспокойство: выговориться, поделиться, пожаловаться, в конце концов. Только с кем? С Мариной? И чем же она ему поможет? Как она сможет прогнать из его головы человека, который раскладывает на столе бумажки из папочки?

Анатолий никогда не занимался самоанализом и не проводил даже простенького самотестирования, когда, например, рекомендуют выписывать свои чувства в какие-нибудь две колонки. А зря! Если бы он это сделал, то узнал бы удивительный факт – он любил и даже уважал свою жену ровно за те же качества, которые в ней презирал и на которые раздражался.

Качества эти были: покорность и абсолютное ему доверие. Он всегда ощущал жену не полноценным самостоятельным человеком, а примерно как свою третью руку. Это было очень органично и удобно во многих ситуациях, однако если не знаешь, как помочь самому себе, то тут хоть пять рук отрасти, толку от них не будет.

На самом деле у него в голове уже была картинка, на которой Марина, положив свою ладонь ему на грудь, заглядывала ему прямо в глаза и говорила:

– Ты не мог поступить по-другому. Никто не мог знать, что такое случится с озером. Я тебя не оставлю, мы разберемся со всем этим вместе!

И затем обнимала его за шею. От этого у Анатолия в области солнечного сплетения могла появиться какая-то теплота, приносящая силы для встречи с грядущим. К сожалению, эта живительная для него сцена не была видна его осознанному взору, поэтому он ничего не сделал, чтобы ее осуществить, а только плотнее сжал губы.

Марина чувствовала напряжение мужа. Более того, она хотела утешить его, а затем обнять за шею, но не сделала этого, потому что не получила команды. Из этого совершенно не следует, что она была серой, безвольной и затюканной домохозяйкой. В действительности она была деликатным человеком с высокой чувствительностью, а деликатность, знаете ли, требует крепкой самоорганизации. Марина опасалась задеть мужское самолюбие Анатолия Антоновича!

Последовательность была примерно такая: муж, очевидно, старается выглядеть сильным – раз он сказал, что все обойдется, значит, так оно и будет. А ее сантименты могут ненароком его уверенность оскорбить, как бы намекнув, что сильным он не выглядит, или, что еще хуже, бросив тень сомнения на его слова. Это может его расстроить, интуитивно полагала Марина, потому что ему приятно чувствовать себя самостоятельным, властительным и уверенным в себе мужчиной.