gambaru - КРИСМАСу

Но главное – ему до смерти опостылела собственная жизнь, омраченная перманентным непониманием окружающими его экзистенциальной сущности. «Либо этот мир нереален, либо нереален я», – категоричность такого суждения пришла с осмыслением настоящего значения собственного таланта разрушителя. «Раз мне даны такие способности, значит, что-то не так с этими людьми. Выходит, я должен им на это указать.» Умозаключения он завершил железным доводом: «да и к тому же, разрушать – куда веселее, чем строить!» И Ямадзаки с болезненным рвением стал желать подвига. Себя после подвига в разрушенном им же мире он уже не видел. В конце концов, его контрольная задача – развалить, а не создавать заново. В блоге Ямадзаки рассуждал о возможных вариантах: одному или нет, уход под воду вместе с парком Диснейленд или вызов извержения Фудзи, уничтожение многострадального рыбного рынка Тоёсу или ритуальный прыжок с поясом шахида под колеса автобуса с бесчисленными конкурентками любимой группы «Утренние дочурки». Однажды он даже посетил с инспекцией легендарный район Аокигахара, где, как и следовало ожидать, благополучно заблудился и поочередно лишился компаса, часов, телефона, продуктов и спального мешка. Только отчаянно голося на всю округу, он смог спастись от голодной, одинокой и совсем не почетной смерти. Группа случайных прохожих, приехавшая на сеанс трансцендентального спиритизма, с угрюмым видом приняло изголодавшееся, но все еще пухлое тело Ямадзаки. Спутав таким образом карты увлеченным людям, Ямадзаки выжил и был выведен на трассу. Там спасители, не меняя угрюмости на лицах, его и оставили, напоследок услужливо снабдив мелочью и бутылкой воды. Сами же резво ретировались в лес, вероятно, чтобы довести прерванный процесс до конца. После этого курьёза Ямадзаки зарёкся ездить в Аокигахара, но определил мистический район в название блога, сохранив за ним лишь образное значение. Обо всём этом он сообщил самому себе и удовлетворенно лайкнул. В результате на том этапе место проведение подвига оставалось все еще туманным.

Никак не приходил в голову и сам подвиг. То есть, что это будет за мероприятие, было очевидно, но совсем не очевидной казалась идеологическая подоплёка. Когда в очередной раз обострились отношения с Китаем, Ямадзаки засобирался было на острова Сэнкаку. Однако визит пришлось отменить по банальной причине отсутствия необходимого транспортного средства. Счастливые владельцы такового, к которым настойчиво обращался Ямадзаки, к его искреннему изумлению решительно отказывались плыть в места чрезвычайного скопления китайских авианосцев. Для приобретения собственного средства, а главное – получения прав на управление, требовалось время. Момент рисковал быть упущенным, и резонанс был бы совсем не тот. Когда скупое вдохновение нарисовало перспективу вручения жесткого ответа Международному Олимпийскому Комитету на потенциальный отказ от проведения Олимпиады в Токио, ребром встал вопрос выезда из страны. Это было как раз то, чего он категорически не желал. Поездка за границу для него была сродни посещению другой галактики. Он не представлял, как можно сориентироваться там, где никто не говорил по-японски. Да и было бы неосмотрительно полагаться только на переводчика, который, безусловно, внесёт неприемлемую отсебятину в его последнее послание к современникам и потомкам. Станет ли вообще кто-то в той галактике разбираться с мёртвым телом азиата, да еще искать какой-то смысл в его смерти? В общем, в загранице уверенности не было никакой. Устав безрезультатно метаться от одной идеи к другой, он на время дистанцировался от всех задач и посвятил себя тайному увлечению. На самом деле у него их было два: побольше и поменьше.

После утренней медитации, создавая у жены, а главное, у соседей, видимость рабочих встреч, Ямадзаки шёл к ближайшей станции линии Одакю и садился на экспресс. Сойдя на следующей остановке, он мчался вприпрыжку к своему увлечению поменьше – в игровой центр Пачинко, где, сжимая в руках оберег с изображением божества-покровителя союза демонтажников северо-западного Сикоку и проектировщиков южного Хонсю, проигрывал или выигрывал от десяти до двадцати тысяч иен. Наигравшись всласть, он отдавался своему главному увлечению. Вечером в час пик он вбуривался в переполненную электричку, чтобы, щупая в толпе женские части тела, дать воображению новую пищу для развития. К девяти часам усталый, но удовлетворённый Ямадзаки возвращался домой.

Ровно через полгода мирные будни были вероломно нарушены. Тот дождливый день не задался с самого начала. Поутру Ямадзаки был сбит каким-то не по-японски долговязым велосипедистом. Но больше поразило Ямадзаки то, что обидчик даже не остановился и не извинился перед ним. Что-то невероятное для старой, доброй Японии! При падении он ушиб руку и разбил мобильный телефон. К счастью, это произошло перед входом в Пачинко, потому Ямадзаки с чистой совестью обвинил владельцев заведения в недостаточной организации безопасности посетителей. Подобрав в голосе необходимое сочетание беззаветной обиды и затаённой страсти, он завопил так неприлично, что работники центра усадили его за новый автомат, который планировали открыть только на следующий день, и, на всякий случай переоценив степень опасности, вручили пригласительные билеты на творческую встречу с героями популярных мультфильмов для взрослых. Впрочем, основной кошмар поджидал Ямадзаки в электричке. Когда он, как обычно, запустил руку в женские прелести случайной соседки и зажмурился в предвкушении сладких преступных фантазий, кто-то схватил его за ушибленную хамоватым велосипедистом конечность и уверенным в своей правоте тоном прогремел на весь вагон:

– Son of a bitch!

На смену неподдельному возмущению Ямадзаки пришла жуткая мысль о том, что совершить подвиг в этой жизни, похоже, уже не суждено. Он увидел перед собой полное тупой ненависти лицо тучной белой девицы, которая твёрдо сжимала его больное запястье. Ямадзаки справедливо искал поддержки у жертвы, которая со смесью смущения и вины уставилась в пол. Когда показалось, что от невыносимой боли сознание покинет его, открылись двери. Толпа равнодушно выплюнула на платформу Ямадзаки и сцепившуюся с ним иностранку. Девица упорно не отпускала его, балансируя между потоками пассажиров. Корчась от боли, Ямадзаки рухнул на колени. Электричка тронулась, и в окошке вагона промелькнуло лицо стыдливо кланяющейся соседки. Отъезд поезда недвусмысленно намекал на спасение. В то же самое мгновение и до девицы дошла вся бессмысленность задержания преступника без свидетелей и жертвы. Она с досадой в голосе сотрясла не только воздух, но и, как припоминал позже Ямадзаки, всю платформу:

Читать дальше