Влад Костромин - Наследники Мишки Квакина. Том IV

Когда после аварии я лежал в больнице 6 6 См. рассказ «Странная и непонятная история» , родители навещали меня. Однажды отцу повезло и он сожрал порцию моего соседа по палате. Тот вышел на встречу с женой и так как был на костылях, то запоздал к обеду, а отец не упустил выпавшего шанса.

– Слушай, а тут у вас неплохо кормят, – облизнув больничную алюминиевую ложку, он спрятал ее в карман пиджака. – Даже не ожидал.

– Не знаю, – мать чопорно поджала губы, – когда я с операцией на почке лежала, то кормили плохо. А ты бы мог хотя бы суп человеку оставить.

– Почечников всегда плохо кормят, – авторитетно заявил отец, – потому что у них ливер больной и получается не в коня корм. А тут хирургия: с переломами и ранами кормят лучше. Я когда в госпитале после ранения лежал…

– Какого ранения? – перебила мать.

– В Афганистане когда служил, – не моргнув глазом соврал отец, – то меня два раза ранили.

– Вить, – мать покрутила пальцем у своего виска, – ты ни в каком Афганистане не служил. Опять заговариваешься.

– Я служил, – обиженно надулся отец, – только секретно. Об этом никто не знает.

– Ты так скоро как наш Петька станешь, такой же трепло 7 7 См. рассказ «Петюшка» .

– Ничего я не трепло! – отец обиделся еще больше и ушел, не забыв прихватить опустошенную тарелку соседа.

– Вот же ботало! – мать злобно плюнула ему вслед. – Поверила же я ему на свою голову. Так соловьем разливался, так пел, а теперь живем в дерьме.

Отец прогулялся по коридору, заглянул в столовую, где кормились ходячие больные. Хмыкнув, снял халат и повесил на ручку стоящей в коридоре каталки. Уверенно зашел в столовую, стал в очередь. Послушал ответы больных на вопросы раздатчицы. В свою очередь добрался до вожделенного окошка.

– Вам какой?

– Первый стол.

Получил поднос с обедом, нашел за столом свободное место и, шаря по сторонам внимательными глазами – не осталось ли чего доесть – быстро сметелил полученную порцию. Привычно облизав ложку, незаметно сунул ее в рукав. Миску брать не рискнул. Отнес поднос с грязной посудой к мойке, заодно прихватив чей-то стакан и покинул столовую.

Облачился опять в халат и важно пошел к выходу, деловито раскланиваясь с врачами и по пути спрашивая у попадавшихся больных о температуре и густоте утреннего стула. Из-за представительного вида отца больные терялись, принимали его чуть ли не за приехавшего из Москвы с проверкой профессора и начинали нести всякую околесицу. Отец понимающе кивал и раздавал рекомендации. Добравшись до вестибюля, надул щеки и невозмутимо прошел мимо медсестры, утащив из больницы халат.

Назавтра мать пришла перед обедом одна.

– Отец не смог, занят.

Вскоре из коридора запахло дымом и забегали встревоженные люди.

– Пожар! – пронеслось по этажу.

Ходячие больные хлынули на улицу сами, неходячих вытаскивал медперсонал.

– Вы чего сидите? – в палату заскочил сосед на костылях и поковылял к тумбочке, выгребая все ценное. – Там горит! Бегите!

– Мы сейчас, мы скоро, – отмахнулась мать и удержала меня от попытки приподняться. – Ты куда?

– Пожар же! Сгорим!

– Не сгорим. Не вертись.

Сосед шустро проковылял за дверь.

– Сгорим!!! – не унимался я.

– Да утихни ты! – мать влепила мне звонкую пощечину. – Что за паникер?

– Во время войны паникеров расстреливали, – в палату вошел жующий отец. Подошел, сунул мне в руку три котлеты. – Жуй, трус.

– А пожар?

– Нет никакого пожара. Это я дымовухи раскидал, – самодовольно ощерился выбитым зубом папаша.

– Зачем?!

– Зато все котлеты упер, – он откинул полу белого халата, потом пиджака, показал болтающуюся на боку плотно набитую холщовую сумку. – Учись, студент, пока батька жив.

– Ты поджег больницу из-за котлет? – не поверил я.

– Не только, – отец так и лучился самодовольством. – Я еще и рыбу жареную прихватил, – показал сумку на другом боку. – И компота десять порций выпить успел! Во как!

Отец был просто маниакальным ворюгой. Однажды мы с ним по какой-то причине заехали к Свечкиным в общежитие.

– Здравствуй, Нин.

– И тебе не хворать.

– Нин, нам до дома еще пилить и пилить, до ридной батькiвщины – не ближний свет. Давай, мы у вас переночуем?

– Давай, – нехотя согласилась тетя Нина.

– Соловья баснями не солят. Нин, все, что есть в печи, все на стол мечи, – довольно, словно сытая муха лапки, потирая руки и втиснувшись на табурет, притулившийся в узком прощегале сбоку от стола в «куркурятнике», сказал он. – Как говорится: гость в дом – бог в дом.

– Да уж, – досадливо поморщилась тетя Нина, отличавшая скаредностью и жлобством даже на фоне наших скупых, прижимистых и бережливых родителей, и начала нехотя доставать из холодильника немудреную снедь: вареную картошку, зеленый лук, скисшее молоко, сливочное масло, хлеб.

– Стой, это колбаса? – отец придержал дверцу, которую она собиралась закрыть, и ткнул пальцем в глубь холодильника.

– Она старая, – сквозь зубы сказала тетя Нина. – Я ее выбросить хотела.

– Тогда тем более не жалко – доставай.

– Вить, вы же потравитесь!

– Не боись, не потравимся. Не дождетесь.

Полбатона вареной колбасы оказалось на столе.

– А в той банке что? – отец начал, не глядя, шустро пластать колбасу ножом на толстые куски.

– Лечо. Оно старое уже, засохло.

– Кучеряво живете: лечо сохнет. Тащи сюда. Соуса томатного нет?

– Соуса нет, – с облегчением вздохнула тетка.

– Горчица?

– Нет.

– Хрен?

– Нет.

– Майонез?

Тетка пожевала губами, что-то взвешивая в уме и сказала:

– Есть чуток.

– Доставай: будем гамбербургеры делать.

– Что это такое? – спросила Лариска, до этого стоявшая молча и с изумлением наблюдавшая за налетом дяди.

– Сейчас покажу, – он взял кусок хлеба, намазал сливочным маслом и майонезом, положил лук и накрыл с двух сторон двумя кусками колбасы. – Вот гамбербургер, – потряс перед носом Лариски. – Сейчас в Америке все такие едят. И главное, что маслом вниз никогда не упадет, как бутерброд, – засунул в свою пасть сразу половину.

– И негры едят? – спросил я.

– Неграм не дают, – перемалывая крепкими челюстями еду, ответил папаша. – Негров там вообще за людей не считают: апартеид называется, – дожевав гамбербургер, принялся делать второй. – Еще хорошо огурец соленый положить. Нин, у вас огурцы соленые есть?

– В подполе, – закатила глаза тетя. – Не полезу же я из-за одного огурца?

– Почему нет? Влад нырнет, он молодой и пролазливый. В каком подполе?

Подполы у запасливых Свечкиных были и в одной и в другой комнате, только «куркурятник» был ими обделен.

– В зале, – решилась тетка и достала из-под стола топор. – Только аккуратнее там.