Жесуй Бесдеполь - Красное небо

Печальным взглядом окидывает комсомолка родной двор, а затем садится на велосипед и уезжает на станцию. Там она забирается в электричку и целый час стоит в тамбуре, сквозь туман прозрачных мыслей разглядывая плывущий за окном пейзаж. А после, благодаря помощи незнакомца спустив велосипед, Оливия верхом на железном коне отправляется дальше.

По дороге навстречу редко проезжают машины. Большую часть времени можно спокойно ехать по белой полоске, увлекая себя попытками держаться этой тонкой линии, но иногда все же приходится съезжать на обочину. А затем несколько машин проезжают мимо одна за другой, и девушка вдруг бросает эту детскую игру, встречая пристальным взглядом несущихся мимо, запертых в железных кабинках водителей.

Первый даже не стесняется, рассматривая тело оседлавшей велосипед школьницы. Второй, на москвиче не таком опрятном, взглядывает на девушку, но почти сразу отворачивается. А третий что-то ищет на сидении, а потому Оливию, кажется, даже не видит, поскольку стреляет глазами на дорогу, а потом тут же оборачивается назад к пассажирскому сиденью.

Взгляд девушки изменяется. Красный галстук развевается на ветру, постоянно отпрыгивая куда-то на плечо, но не в силах вырваться на свободу. А глаза комсомолки, щурясь, смотрят вперед, и когда там, на видном конце дороги появляется большой автомобиль, то комсомолка начинает вдруг дышать чаще и крутить педали быстрее, перестав моргать.

Ветер начинает хлестать в лицо, а косынка, повязанная на шее, развевается еще сильнее, еще упорнее старается выскользнуть, развязавшись. Наконец, машина с гулом несется вперед и Оливия резко дергает руль, бросив своего железного коня на дорогу. И в тоже мгновение с ее шеи, развязавшись, слетает галстук, бросившись танцевать с потоками ветра.

Водитель, молодой юноша в кепке, лет двадцати на вид, сразу выворачивает руль, стараясь уйти от столкновения. Девушка и сама, перепугавшись, не справляется с волнением и тут же поворачивает обратно, с трудом сумев обуздать двухколесного спутника и уйти от столкновения.

Перед колесами даже такого небольшого грузовичка страх пролезает холодной рукой аж под ребра и сдавливает сердце так, что сопротивляться не хватает сил. Руки, ноги – все тело само делает ровно то, что необходимо для спасения. И вот уже, миг спустя, Оливия, прокатившись кубарем, поднимается в овраге и испуганно осматривается, не найдя на себе даже перелома.

– Ну ты чего?! Твою ж… эть! Епрст! – кричит юноша, не зная, как ругаться.

Его растерянность и суетливость чересчур явно говорят о волнении, но сам молодой человек об этом не задумывается и, выскочив из машины, тут же бежит проведать девушку.

– Ты чего делаешь-то?! – подскакивает он, собираясь помочь встать на ноги.

Оливия аккуратно но уверенно останавливает незнакомца жестом и поднимается сама, и лишь тогда, отряхивая юбку, замечает ссадины на коленках.

– Ну зачем? – не отступает юноша. – Вот зачем, а? Чего оно тебе далось-то? Тьфу! Плюнула б, да и все!

Комсомолка с удивлением взглядывает на незнакомца. Его слова попадают в самую точку и самым неожиданным образом, что и заставляет девушку отнестись к юноше с особой настороженностью.

– Много ты понимаешь, – буркает она тихонько, не сумев остаться безразличной, после случившегося.

– Пхех! – ударяет юноша себя легонько по затылку. – А… тьфу…

Махнув рукой, он идет к другой стороне обочины, уходит за машину, а после возвращается назад, держа в руке слегка потрепанную косынку и на ходу отряхивая ее от пыли.

Оливия сразу прячет глаза. Для нее вопрос этого простоватого водителя прозвучал совсем иначе, чем для него самого, и лишь теперь, когда молодой человек договаривает, становится окончательно ясно, каким именно смыслом пытался юноша наполнить свое обращение.

– Ну вот чего с ней стало б? – трясет он косынкой. – Да ничего б! А ты под колеса! Дура что ли?

– Сам ты дурак… – отговаривается девушка слабым, неуверенным голосом.

– Да ладно, не сердись ты, я ж так! Ну ты как, цела? – Юноша наклоняется и протягивает косынку, присматривается и вдруг застывает. – Погодь! Да это ж ты! Э… как ж тебя? Оля?

Пронзив водителя недовольным, сердитым взглядом, комсомолка отнимает свой галстук резким движением. Холодность и безразличность, овладевавшие ей с самого утра, еще во время разговора с Виолеттой стали пропадать, а теперь совсем исчезли. Чем ближе к финалу трагедии, тем живее реагирует ум, зачем-то снова просыпаются в нем эмоции, недовольство, страх, печаль и многие другие, и девушка уже не может их контролировать, не может оставаться такой же холодной.

И все же, отвечает она более или менее спокойно, выдохнув носом, но затем вернув себе контроль.

– Я не Оля.

– А! Да! – чешет юноша затылок, а сам довольно глупо, но очень дружелюбно улыбается. – Ты ж по-другому себя как-то называла, да? Помню, Настасья Федоровна мне говорила.

Упоминание этой женщины заставляет тут же вернуться с трудом подавленное недовольство.

– Вот и спроси у Настасьи Федоровны, – холодно отвечает комсомолка.

Впрочем, юноша не замечает в тоне неприязнь. Подняв к небу глаза, он задумывается, пока девушка идет к велосипеду.

– Как то же… слыхал же! Как-то оно… точно! Вспомнил! – радостно сообщает незнакомец.

Он быстро нагоняет девушку. А она уже как раз собирается наклониться за велосипедом, но юноша, таращась на нее простым взглядом, давая на своем лице читать все имеющиеся в голове мысли, улыбаясь, опережает комсомолку и наклоняется, чтобы поднять железного коня самостоятельно.

– Оливия! – отвечает он гордо, как ученик, неожиданно вспомнивший ответ, которого учительница добивалась от него уже минут пять кряду, и тут же, как все тот же ученик, он начинает сомневаться. – Так же? Или… нет… вроде, так… а?

Совершенно неожиданно, девушке приходится сдерживать усмешку, она пытается отвернуться, спрятать легкую улыбку, но юноша замечает. И вместо того, чтобы обидеться или оскорбиться, он с добрым и изумительно тупым выражением лица опять почесывает затылок.

– Гы! – хмыкает юноша.

Оливия почти начинает смеяться, но дальше улыбки дело не заходит. Стоит взглянуть на покривившееся колесо велосипеда, как сразу вспоминается и цель поездки. И настроение тут же вновь становится хмурым и серым, и комсомолка, вздохнув, мгновенно теряет улыбку.

Незнакомец это замечает, и с его лица забавная улыбка тоже исчезает почти мгновенно.

– Да ты чего? – смотрит он то на девушку, то на велосипед, а потом шутливо толкает в плечо. – Да сейчас починим!

Комсомолка застывает, не зная, обижаться ли на такую простоту, смеяться над ней, сочувствовать или завидовать, а вот юноша не видит ни единого повода беспокоиться и, отведя велосипед к машине, начинает выправлять колесо, зажав его бедрами.