Александр Шляпин - Максимовна и гуманоиды

– А вот бабушка, и зубик ваш больной…

– На шею его себе повесь, —зло сказал Максимовна и слезла с «козла». – Я к тебе больше никогда не приду.

Обидевшись, старуха вышла из фельдшерского пункта, и уверенной поступью поковыляла в сторону деревенского «Сельпо». Там, как водится в деревнях, был пункт сбора местных деревенских «блогеров». Не доходя до магазина пару сотен метров, Максимовна обернулась, и со злостью, швырнула палку за забор. Звук разбитого стекла, заставили Максимовну включить «пятую передачу», чтобы во время скрыться от взбешенного хозяина.

– «Вот же черт, будто кто подменил, – сказала Максимовна про свою трость, которая верой и правдой отслужила ей больше пятнадцати лет.– Неловок, как стал, спасу нет! – сказала в голос Максимовна, как бы оправдываясь.

Старуха еще не осознавала, что в её организме начали протекать какие—то странные и необратимые процессы, которые запустили механизм регенерации всех органов. Все её тело, словно чесалось. Мышцы наливались какой—то приятной упругостью и былой силой. С каждой минутой её поступь становилась все тверже и уверенней, а боль в коленях, которая раньше изводила старуху, куда—то исчезла. Ноги теперь не заплетались. Как было еще вчера, а шли по земле, как будто и не было за её плечами прожитых лет.

Деревенские старухи выстроились в очереди за хлебом (это так называлось). Каждый день они собирались в сельском магазине с самого его открытия. Только здесь, можно было узнать все последние новости, которые произошли в деревне Горемыкино, за последние сутки. Это был деревенский «информационный центр». Здесь можно было выведать все: кто с кем гуляет, кто кому изменяет, и сколько было выпито самогона и съедено огурцов на поминках у конюха Семена.

Максимовна ввалилась в магазин, грохоча оббитой оцинкованным железом дверью к которой была прикручена тугая пружина.

– Ну, что старые кобылы – здрасте вам! Что вам дома не сидится клюшки вы старые, – сказала Балалайкина, подзадоривая односельчанок.– Хлебца свеженького захотелось, аль может, мы бабы, по сто грамм и к мальчишкам на колхозный стан?!

– Ты, что «балалайка» умом тронулоась? – спросила Канониха. – Тебе крышу сорвало?

– Крыша моя на месте!

– А тогда, куда ты ходила, старая перхоть, —спросила подруга.

– Ты Таня, не поверишь! Зуб у меня вчера заболел! Последний! Я с самого утра к «пипетке» поперлась, – ответила Максимовна.

– А у тебя, что еще не протезы?! – спросила баба Клава.

– Нет! Не протезы! Зуб у меня болел! Не видишь, мне все рыло на бок стянуло! – сказала Максимовна.

– Становись за мной, – сказала Канониха. —Я тебе место занимала…

Слегка потеснив очередь, Канониха пропустила вперед свою подругу, которую она знала еще с тех времен, когда они ходили в первый класс сельской школы.– А ты «коня» своего куда задевала – клизма ты старая? – спросила баба Таня.

– Ты не поверишь! Я его Танюха, выкинула к Мирону в огород. Да видать побила ему теплицу. Я с утра пришкандыбала к Светке —пипетке —да и говорю ей: Света, бляха медная —у меня зуб болит! Ты мне его тяни быстрее! Светка меня на «козла» усадила, словно у меня зубы болят не в роте, а там… Ноги мне растопырила, и через лупу смотрит…

– Что прямо в… —спросила Канониха, опуская взгляд.

– Да нет! В рот!!! «Какой вам баба Маша, зуб тянуть?! Их у вас столько – мама моя дорогая»! Мне почудилось, что фельдшерица умом поехала. Совсем шаболда, на кобелях мозги потеряла! – зло сказала Максимовна.

– Глянуть дай? – спросила Канониха, с любопытством, заглядывая ей в рот.

– А сто рублей дашь?

– А писюнов тебе тачку не подкинуть? Я за сто рублей даже Митяю могу отдаться!

– А что на халяву зеньки пялить?! Не видишь, горе у меня…

– Какое горе? —спросила Канониха. —Это разве горе?

– Зуб я Таня, последний свой потеряла. Теперь мне не чем даже семечки грызть, —ответила Максимовна.

Тут лицо Балалайкиной изменилось и перекосилось на бок. Ей померещилось, что у неё во рту кто—то зашевелился:

– Что это… бляха медная… Ой, бабоньки! У мене в роте опять что—то шевелится, – заверещала Максимовна. —Черваки меня грызут!

Баба Клава по кличке «Телескоп», подошла к своей подруге, и любопытствуя, заглянула ей в рот сквозь свои линзы.

– Ты Машка, мялицу свою шире разуй! Скажи «А», – сказала «Телескоп». —Глянуть хочу! Брешешь, наверное, что у тебя новые зубы ёсь!

Максимовна, широко открыла рот, да как заорет на весь магазин:

– А—а, а—а, а—а, а—а!

Клавка навела свои очки, с диоптриями, как в телескопе и с умным видом, заглянула в рот Максимовны. Увиденное настолько потрясло её сознание, что она не удержалась на ногах и схватившись за стенку, завалилась на пол. Ведра, стоящие на витрине загремели. Бабы, хватаясь, кто за валидол, кто за прилавок отпрянули от Клавки, посчитав, что у неё случился удар.

– Дуба врезала! – завопила Канониха. – Не уверовав в чудо, представилась!

Максимовна склонилась над телом старухи и, приложив ухо к груди, послушала сердечные ритмы. После недолгой паузы выдала:

– Сердце стучить! Сердечные ритмы вроде бы в норме. Давление —сто тридцать на девяносто…

– Батюшки господние, что это такое делается, – запричитала Клава, приходя в себя?! Валидолу мне скорее дайте!

– А все из —за тебя, клизма ты старая! Ты что не могла рот свой не открывать. Клавке ведь волноваться нельзя, – сказала Канониха, накинувшись на Максимовну.

– Твоя Клава мозг нам всем пудрит! Нет у неё никакого приступа, —сказала Максимовна.– Прикидывается жертвой!

Тут бабы загудели, словно шмели над цветочной лужайкой. Вытянув из карманов мобильные телефоны стали всем кагалом набирать номер скорой помощи. Кто кричал, что надо звонить по ноль один. Кто орал, что ноль три. Все попытки связаться с дежурным доктором приводили к полному фиаско, и как результат, к полному ступору всей сотовой связи.

Балалайкина виновница приключившегося конфуза, вырвалась в лидеры. Плюнув на телефон, она открыла дверь и задрав выше колен юбку, дунула в сторону своего дома.

– Во, попёрла! Во «балалайка» поперла! Во —дает старая проститутка! Умчалась, как ракета! – сказала глубоко, вздыхая Канониха.

– Ты Клава, какого черта, в обморок тут падала? Народ весь в округе взбаламутила —актриса хренова.

Клавка, достав из кармана таблетку валидола, положила её под язык, а баночку завязала в носовой платочек, и сунула обратно в карман «душегрейки». Слегка отдышавшись, она осмотрела переполошившихся старух и выдала:

– Не время мне еще помирать бабы – погожу малость. Хочу глянуть, как Машка своими новыми зубами будет морковку грызть. Во же старая клизма. Она себе вставила протезы, а нам на уши лапшу вешает, что будто у неё новые зубы выросли.