Иван Гобзев - Хозяин Москвы

Я пытался по-разному с ней сблизиться. Несколько раз вызывал в свой кабинет якобы для обсуждения каких-то вопросов. Но не знал, что делать – я сразу смущался под её прямым и смелым взглядом, и все мои планы рушились.

Но вот однажды мы с ней оказались на конференции по вопросам цветовой сегрегации. Мы сидели рядом – она опять задрав ноги, так чтобы я лицезрел голую ляжку, а я скосившись на эту ляжку. Не помню, о чём там говорили докладчики, но в какой-то момент я не выдержал и взял её за руку. Взял и крепко сжал. По некоторым признакам (рука была податливая и влажная) я понял – она не против. После конференции я ей предложил поужинать на днях, она с радостью согласилась.

И вот на теперь – епитимья…

***

Из Франции привезли шип с тернового венца Иисуса. Шип, как считается, божественную силу имеет, действует исцеляюще.

Разместили в главном храме Москвы – Храме Христа Спасителя, в специальном ковчежце для реликвий – из красного дерева в золоте с драгоценными каменами. Народ потянулся со всей России, кто на машинах, самолётах и поездах, а кто пешком, как паломник – чтобы через своё усердие больше благодати получить. Очереди стояли километровые, через все мосты, что на Москва-реке и Яузе. Путаница была страшная, у очереди получилось несколько хвостов. Чтобы дождаться своей очереди поклониться, люди стояли по три-четыре дня. Некоторых с обморожениями увозила скорая помощь, другие теряли сознание от истощения, так и не дождавшись благодати.

Помню, своими глазами видел: несут на носилках одного, забрали из очереди. У него лицо лилового цвета и пальцы белые-белые.

– Пустите, пустите, я почти дошёл!

А ему санитары:

– Браток, у тебя ноги отморожены, как бы не гангрена!

Когда стало ясно, что полстраны не работает – все в очереди к шипу, наш Святейший Президент принял мудрое решение – самолёт с шипом всю Русь облетел, и потом только во Францию вернулся.

Заранее было известно, над какими городами и во сколько пролетит самолёт со святыней. Люди высыпали на улицу (чтобы потолки и крыши не загораживали благодать, не экранировали её) и крестились в слезах, обратившись к небу.

Я по делам в Кондопоге был, когда там как раз пролетало. Вышел, помню, со встречи, и вдруг вижу: граждане прямо на коленях стоят на дороге, машины остановились, все из них повылезали. Одеты в основном бедно и просто, не по погоде. Что же, скромно живём. Зато высокодуховно.

Я тоже шапку снял, перекрестился ради приличия, и в машину свою сел.

– Трогай, – говорю водителю. – В бар какой, мне выпить надо.

***

– Иван Сергеевич, не соглашусь с тобой! – это говорит мой зам и приятель из розовых.

Меня зовут Иван Сергеевич Шмелёв. В точности как русского классика. Но поскольку сейчас никто не читает, то это совпадение остаётся незамеченным. Мы сидим с приятелем в баре на Юго-Западной, пьём коньяк. Я курю, хотя здесь запрещено, но я пользуюсь привилегией небесного.

Мой помощник не соглашается со мной по поводу моих соображений относительно синих и красных, что их нужно отнести к низшей цветовой категории.

– Я считаю, – взвешенно говорит он, – что в таком случае масса отверженных станет слишком велика. И не забывай, что рядовые солдаты, охранники правопорядка – как правило блювари и редиски!

– И что же, – усмехаюсь я, – думаешь, они бунт устроят?

– Не исключено!

– Это вопрос умелого руководства. Не так уж и сложно их держать в подчинении. Кнут и пряник.

– Не уверен, Иван…

– И, кстати, они же ничем не отличаются от коричневых – их почти столько же! Так может тогда и коричневых переведём в элиту? А затем и всех остальных… – разгорячился я.

– Ну, я надеюсь, до этого не дойдёт!

Мы чокнулись и опрокинули по рюмке.

***

Как я уже говорил, я не верующий. В ортодоксальном смысле. В церкви мне тяжело и неинтересно. То есть, первые несколько минут я интересуюсь – я смотрю росписи, если таковые есть, иконы, исследую закутки. Изучаю людей – их удивительные лица. На улице такие увидишь нечасто. Но сама служба меня не интересует. Ритуал мне кажется скучным – то, что было призвано потрясти воображение верующего тысячи лет назад, вся эта позолота, в наш век информационных технологий не производит должного впечатления. Для меня храмы и обряды – ровесники древности, и поэтому они очаровывают, завораживают, но никак не связаны с высшими силами – напротив, если бы вся эта бутафория в самом деле имела отношение к Богу, то я бы расстроился ещё больше, чем если бы Бога не было вообще.

Я не верю в ритуалы. Бородатые упитанные мужчины, которые отпускают грехи, а потом закуривают, садятся в крутую машину и катят, хохоча с кем-то по мобильному, не вызывают у меня доверия.

Как-то я сделал замечание одному иерею из жёлтых, увидев у него на руке дорогие часы.

– Святейший, – сказал я тихо, чтобы не привлекать внимание прихожан, – да у вас же часы за два миллиона рублей!

Я знал об этом, потому что мне недавно на день рождения коллеги подарили такие же.

Он замялся и посмотрел на меня – нет, не испуганно, а как-то растерянно.

Тут какая-то юная бесноватая в инвалидной коляске, с распухшим как воздушный шарик багровым лицом, завизжала:

– Батюшка, а скажите который час, а который час?!

Моему протоиерею донесли об этом разговоре. По башке я получил крепко.

***

Даже белые (хотя я и не знаю ни одного кроме нашего Святейшего Патриарха и Президента всея Руси) обязаны исповедоваться – лично, у собственного духовника.

Все граждане благородных цветов, начиная с синих и красных (так и не было решено, кто же из них выше – синие или красные, их примерно поровну, в пределах погрешности), обязаны исповедоваться раз в неделю. Причём синие, красные и фиолетовые должны ходить на общую исповедь в храм, стоять в очереди и исповедоваться, можно так сказать, почти публично. Это имеет хороший эффект на массы – простые люди видят, что и мы, светлые, тоже каемся.

Проблем, конечно, хватило с представителями других конфессий. Они были против, но что поделать – у нас же государство-то церковное. Так что если против, вас никто не держит – езжайте в Европу, где всем плевать какой у вас цвет, и живите на пособие. Большинство иноверцев оказалось благоразумным – они решили так: ничего личного, только бизнес. Работа есть работа. В чужой дом со своими порядками не лезут. И вот, кстати, с буддистами никаких проблем.

***

– Батюшка, благословите!

Я подхожу к его высокопреподобию и склоняюсь за благословением.

– Эй, милый, так не пойдёт! – вдруг говорит он. – Ты что же это, благословение в формальность превратил?

В самом деле, я подошёл чисто механически, по обычаю, а сам был погружен в свои мысли.

– Это тебе не сигарету выкурить. Тут нужно чувство, серьёзность, осознание происходящего! Как и во всём, что делаешь. – Он сегодня в камилавке и оттого как будто строже.