Влад Костромин - Каникулы в Простоквашино. Шпулечник-2

– Батя умом тронулся и тетю Таню зарезал с Димкой, а Вася Виктора Владимировича застрелил. У них ружье было.

– Посадили его? – спросил я.

Теперь было понятно, почему остались вещи.

– Нет, он застрелился сам потом, – местный закусил губу.

– Зачем? – попятился Федя.

– Он тоже с ума сошел, когда увидел, что батя свихнулся.

– Мы не знали, – сказал я, – нам родители не сказали.

– Понятно. Я Чомба, – протянул руку.

– Имя такое? – удивился брат, пожимая ладонь Чомбы.

– Прозвище, – Коля покачал головой. – На улице так кличут. А так Коля я, Мартынец фамилия. Мы вон там живем, – Чомба показал в сторону дороги, – следующий дом за Кобаном.

– Кабаном? – уточнил Сашка.

– Сосед ваш, Колька Кобан.

– Кабан?

– Нет, Кобан, через О. Фамилия такая.

– Я Федор.

– А я Кеша.

– Кеша? Как попугай в мультфильме?

– Да, – я в очередной раз мысленно скрипнул зубами в бессильной злости. Постоянно приходится страдать из-за нездорового юмора любящего мультфильмы отца, действительно назвавшего меня в честь блудного попугая, а брата – в честь дяди Федора из Простоквашино.

– Ладно, я пойду, ребзя. Увидимся еще.

Из обрезков обоев мы сложили что-то вроде шляпы.

– Просто клеить что ли? – я задумчиво смотрел на картонку и охапку соломы.

– Сплести надо, вроде…

– А как?

– Я откуда знаю? – брат пожал плечами. – Ты старший, ты должен знать.

– Попробуем.

Плести солому было делом нелегким, но мы были настойчивы, а клей здорово помогал нам.

– Ну что? – к вечеру кривое подобие шляпы лежало на столе.

Все вокруг было завалено склеенными кучками соломы и обрезками картона.

– Надо померить, – Федор широким жестом указал на шляпу.

– Почему я?

– Для тебя же делали…

– Ладно, – я напялил шляпу, покрутил головой.

– Ну как?

– Ничего так вроде…

– Не жмет?

– Да нет…

– Не жарко?

– Нормально.

– Господи! – в проеме калитки стояла остолбеневшая мать. – Господи! – она всплеснула руками.

Я попятился, брат юркнул мне за спину, будто был не при чем.

– Что это? – слабым голосом спросила мать, указывая дрожащей рукой на шляпу.

– Шляпа, – я попытался снять шляпу, но что-то мешало. Зацепилось что ли?

– Какая шляпа?

– Ну…

– Соломенная, – выглянул из-за моей спины Федор.

– Чего?!

– Соломенная шляпа… как батя пел. Теперь Кеша зарежет…

Договорить он не успел. Мать подхватила стоящий возле крыльца треснувший глиняный горшок и швырнула в нас.

– Я вам зарежу!!! Уроды!!! Козлы!!! Дети понедельника!!!

Я рванул шляпу, она порвалась. Клочья остались, приклеившись к голове.

– А-а-а!!!

Под «горячую руку» матери было лучше не попадаться – зашибет. Мы кинулись бежать. Вслед летели проклятия, угрозы и щебень. Протиснувшись меж березовых жердей ограды, выскочили в сад.

– Ладно, пошалили и хватит, – мать остыла необычно быстро. – Будя, возвращайтесь. Нечего народ дивить.

Мы неуверенно подошли к ограде.

– Сюда идите.

Перелезли ограду, подошли.

– Горе ты наше, – мать посмотрела на слипшиеся клоки моих волос, – придется стричь теперь.

– Как тифозный будешь, – захихикал Федька.

– Тебя тоже, карандух, – нахмурилась мать, – чтобы не смеялся над старшими. Садитесь вон на пеньки, сейчас ножницы принесу.

Мы уселись возле круглой железки, служившей кострищем. Мать вернулась с ножницами, попутно отвесив подзатыльник корчащему рожи Федьке.

– Не кривляйся, Дядя Федор! А то так и перекосорылишься на всю оставшуюся жизнь.

– А чего я? – надулся Федя. – Чего сразу я?

– Ничего. Кривляйся меньше и все будет в порядке, – мать начала срезать мои космы. – Как куделя у Емели. Надо же так завозить волосы, изгваздать все, – убрав ножницы, отвесила мне крепкий подзатыльник, заставивший загудеть голову.

– За что?! – я потер затылок.

– Для профилактики, – снова защелкала ножницами. – Чтобы дурью не маялся и дурной пример брату не подавал. Сиди ровно, не вертись, как мартышка и очки в цирке. И не повышай голоса на мать. Ведете себя как маленькие дикари, а можете же вырасти во взрослых лодырей, лентяев и тунеядцев.

Под занудные нравоучения состригла мои волосы, перешла к Феде.

– Что это тут у нас? – вдруг всполошилась. – Блудный, посмотри, что это у Дяди? – указывая, ткнула ножницами, едва не поранив ухо.

– Нет там ничего.

– Как нет? Ты что, окулярник слепой? Очки тебе купить? Смотри, клещ…

– Где?

– В Караганде! Вон та точка – это клещ! Так, немедленно в дом, будем доставать! Иначе, мементо мори!

Мы, подхватив под руки, бегом потащили ошалевшего Федора в дом.

– Ножницы! Скальпель! Пинцет! Зажим! Спирт! – без устали командовала мать, довольная, что можно применить искусство врачевания. Она в молодости мечтала стать врачом и где-то насобирала хирургических инструментов. – Сейчас я мелкую пакость извлеку. Хотя, по уму, Дядя Федор, надо бы оставить эту паскуду в тебе, чтобы ты впредь знал, как мать не слушаться!

Сначала она намазала зловредное насекомое подсолнечным маслом. Клещ презрительно игнорировал масло и продолжал заражать Федьку. Покорный судьбе Федор обильно потел и млел от ужаса. Вместо подсолнечного масла намазала свиной жир, оставшийся от Романиных. На свиной жир клещ отреагировал, явив «отвратительную рожу».

– Вылезает, – прошептал я, – хватай его.

– Погоди. Надо посмотреть, что это за нечисть такая. Может, это и не клещ вовсе, а просто черви какие в Федоре завелись или наоборот, клещ чахоточный какой? Блудный, подай лупу из моей сумки.

– А где сумка?

– Ты что, совсем дебил или придуриваешься? Где же ей быть? В холодильнике, конечно! – мать хранила сумочку в холодильнике, чтобы сберечь кожу. – Совсем ку-ку, да? Или придуриваешься? Не стой над душой! Отойди пока, ты мне свет загораживаешь! Надо будешь – позову.

Пока она с одухотворенным лицом занималась визуальным исследованием, подлый клещ, глотнув свежего воздуха, вновь начал, подражая Жаку Иву-Кусто, погружаться в глубины уха. Или просто засмущался от такого пристального внимания?

Бросив лупу и нецензурно кляня всю насекомью породу, взбешенная мать схватилась за пинцет. Понятно, что для дезинфекции, по своей привычке, пинцет она предварительно раскалила на конфорке газовой плиты.

– Что ты стоишь, свесив щупальца? – обернулась ко мне. – Держи ему руки! Вдруг биться начнет? Или ты хочешь, чтобы он мать покалечил? Чего молчишь то? Хочешь, чтобы покалечил меня, да?

– Да ничего я не хочу!

– Тогда держи!

Противостояния с раскаленной сталью клещ вынести не смог и под пронзительные Федькины завывания, покинул тело, так и не ставшее его домом. При этом оставил в ухе жертвы свою голову. Для устранения потенциального источника заразы педантичная мать, не обращая внимания на заходящегося в истерике Федьку, вновь накалила пинцет и расковыряла им ухо, освобождая от останков клеща.