Влад Костромин - Каникулы в Простоквашино. Шпулечник-2

– Издеваешься? – она внезапно пнула Федю в живот.

Брат согнулся, схватившись за живот.

– Придушу! – мать бешено посмотрела на меня.

Я шарахнулся назад. Первый раз видел мать такой. Неужели тоже стала сходить в этом странном доме с ума?

Спалось мне тревожно: снова мучил вчерашний сон: парень целился в мертвого деда-Шпулечника и пятился. Проснулся: по потолку бегали блики, будто поверхность воды, потревоженная брошенным рукой недоумка булыжником. Казалось, что белый оргалит пошел волнами, отражаясь в пожелтевших от сигаретного дыма шторах. Мать все плевалась и обещала заменить шторы, но так до них пока и не добралась.

На чердаке явно кто-то ходил. И все как вчера – тяжелая уверенная поступь тяжелого ходока: протопал к двери, скрипнула дверь. Превозмогая страх, я встал со старого продавленного и протертого дивана, оставшегося от Романиных, и на цыпочках пошел на веранду. Тихо приоткрыл дверь, юркнул на веранду. Прислушался. Слух мой обострился настолько, что я слышал, скрип ступенек приставной лестницы под тяжестью неизвестного. Увидеть, кто спускался по лестнице, мне мешал чулан. Скользнув к входной двери, осторожно, будто боясь, что укусит, я отодвинул засов. Прокрался на крыльцо, ступил босыми ногами на холодную землю, выглянул из-за угла…

От дома в сад не спеша шла высокая фигура в плаще с капюшоном. Плащ очень напоминал плащ из навязчивого ночного кошмара. Нестерпимо захотелось закричать: «Шпулечник!». Словно прочитав мои мысли, фигура резко обернулась…

Я проснулся. Лежал на диване, надо мной склонились сонные родители. За окном светало.

– Блудный, ты чего орешь? – широко зевнул отец. – Кругом же люди спят.

– Сереж, можно понять, – мать приложила к моему лбу прохладную ладонь, – ребенок голову нашел отрезанную, кошмары теперь мучают.

– Я в его возрасте, – напыжился отец, – ел копченую грудинку и пил ром из большой коричневой бутылки и никакие кошмары меня не тревожили. Так, юнга?

– Так точно, сэр, – подтвердил я.

– Ночью надо спать в оглоблях. Дядя Федор вон спит, как сурок без задних лап, и никакие кошмары его не мучают. А ты как кисейная девица размяк. Ложись и спи, юнга. Поели, теперь можно и поспать. Утром нас ждут великие дела и трудный день, – протяжно зевнул.

– Что хоть приснилось, Кеша? – участливо мать.

– Галь, да какая нам разница, что ему приснилось? Голова отрезанная и приснилась. Это же элементарно, как Ватсон. Пошли спать. И ты спи, Блудный. Вот что я скажу тебе, птичка: не можешь спать – научим, не хочешь спать – заставим. Лучше день потерять, потом за пять минут долететь.

– Сереж, так нельзя. Умные люди пишут, что детям надо выговариваться, а то будет эта, как ее? – Пощелкала пальцами, вспоминая слово. – Прустрация.

– Лишь бы не поллюция, хи-хи-хи.

– Тьфу на тебя! Нечего всякие гадости при детях говорить! Привык жить в своих дурацких мультфильмах. Лучше бы умные журналы почитал. Так что тебе приснилось, Кеша?

– Мне снился какой-то парень, стоящий в нашей прихожей. Он целился из ружья в зал. «Шпулечник, – закричал он, – выходи!» Послышались неторопливые шаги, заскрипели доски под ногами, зале появилась большая фигура в старом плаще защитного цвета с надвинутым капюшоном. На левом плече копошилось что-то мерзкое: то ли уродливая птичка, то ли не пойми что. «Руки подними, падла!» – кричал парень. Лицо смотрело на него. «Руки подними, сука!» – прицелился в лицо. Руки лениво поднялись. «Капюшон сними! Сними, говорю!» Фигура хмыкнула. Правая рука сдвинула капюшон… на него смотрел мертвый дед с темным лицом. Парень попятился…

– И что тут страшного? – отец зевнул еще шире.

– Они были в нашем доме…

– Просто похож, – неуверенно покрутил головой отец.

– Точно наш. Вся мебель такая и рога. Парень стоял в прихожей, а дед в дверях зала…

– Х-м… – отец наморщил лоб.

– А потом что? – не выдержала мать.

– Потом я проснулся и услышал шаги на чердаке.

– Тут? – мать указала в потолок.

– Да. Кто-то шел к двери.

– Это кошки, – уверенно сказал отец.

– Шаги были как у человека, – возразил я.

– Тебе спросонья показалось.

– Шаги тяжелые, – настаивал я.

– Просто потолок тонкий, вот и, кажется, что тяжелый идет.

– Сереж, ты чердак проверял? – мать озабочено посмотрела на отца.

– Галь, ты что думаешь, там правда кто-то ходит? Кто-то замышляет зловещее преступление на крыше? – усмехнулся.

– Проверял или нет?

– Ну… – отвел взгляд.

– Что ну? Баранку гну! Не юли!

– Ну… проверял…

– Как бочку с салом? Так же?

– А кто знал, что там, в глубине, голова? Я сверху посмотрел, вижу, сало. Приметил размер и положение верхнего куска, чтобы дети не воровали. Думал хорошо, свиней первое время держать не надо…

– Не неси чушь! – вскинулась мать. – Из-за твоей лени мы забрались в какой-то бобриный угол с маньяками и отрезанными головами!

– Подумаешь, – с постным лицом отмахнулся отец. – Зато директором стал.

– Из тебя директор, как из меня балерина!

– А как в первые годы советской власти вообще простые неграмотные матросы, назначенные партией председателями и директорами, командовали колхозами и заводами? Хочешь сказать, что они понимали в промышленности и сельском хозяйстве? А ведь осуществили индустриализацию и коллективизацию! – поучающе помахал у матери перед носом пальцем.

– Так то в первые годы, тогда любой грамотный уже как Дом Советов считался, а сейчас каждый второй с высшим образованием. Ты просто единственный дурак, которого нашли на это гиблое место! Тут же не просто так люди с ума сходят! – в голосе матери явственно прорезались истерические нотки.

– Никто с ума не сходил…

– Да что ты говоришь? Прошлый директор просто так головы всей семье отрезал? Просто так голову племянницы привез из другой деревни и засолил с салом?

– Единичный случай. И там не сумасшествие, а семейные распри из-за наследства.

– Ты сам себя слышишь?! Ничего себе наследство: рассыпающаяся лачуга и гора трупов! Не дури мне мозги! – мать вышла из комнаты. – Ты как хочешь, а я в субботу поеду к маме!

Скрылась в спальне, отец ушел за ней.

– Что там? – выглянул из соседней комнатушки проснувшийся Дядя Федор.

– Опять поругались.

– Знаешь… – брат понизил голос, – я тоже шаги слышал…

– Правда?

– Да… и вчера ночью то же…

– А сон? Сон про ружье и деда видел? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

– Не знаю, – виновато ответил брат. – Я не помню сны. С тех пор, как сюда переехали… Здесь словно что-то летает в воздухе…

– Что?..

– Не знаю, – Дядя Федор беспомощно развел руками, – что-то невидимое, но странное.

Я молчал, не зная, что сказать.