Хелен Лимонова - Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3
- Название:Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785449830708
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Хелен Лимонова - Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3 краткое содержание
Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3 - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сонмами гуслей, кимвалов и арф звенит
В лунном дурмане шелест жемчужных крыл.
Свет совершенства! Дай утолить, Лилит,
Жажду, что Ты нечаянно ей внушил.
Разум в конвульсиях… Боже, сорви чеку!
И, извиваясь от бедер и до ступней,
Шквалом приливов утренних истеку
И зацвету бутонами орхидей…
Гневайся, Боже! Но мне не чета – Адам!
Лжив и завистлив, жаден до серебра…
Без сожаленья сейчас же его отдам
Девочке Еве, созданной из ребра.
Я ж унесусь сквозь свеченье небесных сфер
В бездну бездонную – там, где галактик край.
Крылья мне даст отверженный Люцифер,
И на заре мы покинем Твой душный рай!
Ты на изгнанье за смертного нас обрёк.
Пестуй! Расти этот липовый изумруд!
Я ж прилечу умирать у Твоих ног
…в час, когда дети Адама тебя распнут.
Подорожник
Подорожник расцвел – в его листьях устроилась фея,
Позволяя ему созерцать неземную красу.
Он был рад быть лакеем, в парадной зеленой ливрее,
Собирая в листочки, как в ковшики фее, росу.
А она без стесненья топтала сорняк-подорожник,
Добавляя в истерики слезы и долю острот.
Подорожник живуч – переедет его внедорожник —
Будет более гибок… А значит – и строже подход!
Он терпел, упрекая себя за нехватку терпенья,
Он старался для феи драконов окрест одолеть.
А она, как актриса в экстазе своих выступлений,
Чтоб форсировать боль, применяла то пряник, то плеть…
Он лечил ее нимбы и рвал свои листья – на крылья,
Пересохший, усталый и яростно втоптанный в грязь,
Выживал на пределе …потом отлетел от бессилья.
А она ему в след: «Оборванец! Ничтожество! Мразь!»
Он летел во весь дух, становясь по дороге сильнее,
Познавая взаимность любви и пределы чудес,
Оставляя в минувшем проклятья оставленной феи,
Постигающей боль просыпаться мучительно без…
Йерушалайм
В лучах рассветных Святой и Вечный Господень град —
Столица мира – Йерушалайм… в плену у сна…
Здесь на погибель и во спасенье Христос распят.
Здесь начинались Союзы, Ложи и Ордена…
Что видишь в грезах, заветный город? Какие сны?
Царей – Давида и Соломона?.. Хирамов Храм?..
Рассвет величья… Деленье царства напополам?..
Царей растленье… Святынь крушенье… Кошмар войны?..
Проснешься чистым погожим утром, а за Стеной
На месте Храма мечети Купол, что над Скалой…
Спешат на службу – священник, пастор, раввин, мулла…
Трубят шофары, звенят тягуче колокола…
В лазурном небе горят на солнце церквей кресты…
Для трех религий, Йерушалайм, священен Ты!
Яд Ва-Шем. Детский мемориал
Мошик был прехорошенький, как младенчик с иконы…
Сара – мамино солнышко… Авиталь и Иона…
Погремушки-куличики… ямы, печи да кости…
Ручки, локоны, личики …сметены Холокостом.
В зеркалах преломляется свет свечи Яд Ва-Шема.
Имена оглашаются в тишине оглашенной.
Ручки… локоны… личики… Авиталь и Иона…
Стерты в пепел – в количестве
Полтора миллиона.
Кейсария
Порталы, мозаики, цепи аркад —
Кейсарии древней руины…
Трибуны ревут – ипподром-амфитеатр
Захвачен забавой звериной.
Хитоны евреев, туники гетер,
И римские тоги патриций
Взвиваются…
Зубы гиен и пантер
Вонзаются в горла и лица…
Окончился бой – гладиаторов кровь
Смывает с арены смотритель…
И в театр – на драму о кознях богов
Стремится пресыщенный зритель.
В висячих садах расцветает миндаль,
Рождается Новая Эра.
Отсюда в Европу Священный Грааль
На нефах везут тамплиеры…
С ордой мамелюков разрушит султан
Античный оплот паладинов.
Затянет легенд и сказаний дурман
Кейсарии древней руины.
Укроются мифы в песке и плюще,
Но может, окрест колоннады
Мелькнет в своем белом с подбоем плаще
Тоскующий призрак Пилата.
Александр Казарновский
Лулек
– И все-таки я не понимаю, – восклицает парень с длинными рыжими пейсами. То есть, конечно, у него вообще волосы рыжие, но волосы скрыты под серой кепкой с большим козырьком, а пейсы свисают. Впрочем, пойди разбери, у кого какого цвета волосы – свет в синагоге довольно тусклый, большинство ламп погашены, а за окном уже фактически ночь. Но молодежи некуда спешить, вот они, родные, и бушуют.
– Чего ты не понимаешь?! – возмущается юный сефард с орлиным носом и орлиным взором..
– Не понимаю, что значит «как самого себя»? Как можно любить другого, как самого себя?
Старый раввин, сидящий во главе стола, вздыхает. Устал он за день. Да и за жизнь, должно быть, устал.
Я тоже стар, но не настолько. И устал не настолько. Я зашел в синагогу возле автовокзала в одном из городов на израильской прибрежной равнине. Помолился, и вдруг слышу, раввин собирается дать урок минут на двадцать. А у меня автобус только через сорок минут. Почему бы не послушать. Но урока что-то не получается.
– А то и значит, что ты должен смотреть на ближнего, словно на самого себя! – горячится сефард. На то он и сефард, чтобы горячиться.
– Как это – «словно на самого себя»? – недоумевает рыжий пейсоносец.
– Ну-у… – сефард на долю секунды запинается. – Ну, представлять, что ближний – это ты и есть.
– С какой это стати?!
– А с той, – вдруг вступает в дискуссию, словно очнувшись, раввин, – что всегда может оказаться, что он – это и есть ты.
– Чего-чего?! – в изумлении произносим мы все трое, причем ребята – на родном иврите, а я от неожиданности по-русски.
– Расскажу-ка я вам одну историю, – начинает раввин, и я мысленно потираю ручки: значит, двадцатиминутный урок все-таки будет, правда с пятиминутным опозданием, но ничего, автовокзал близко.
– Дело было в конце шестидесятых, – рассказывает старик. – Телевидение тогда только появилось. Религиозные люди еще не успели усмотреть в нем источник зла, и мы, ешибохеры, с удовольствием бегали к редким обладателям волшебных ящиков и наслаждались льющейся из них белибердой, безвредной или казавшейся нам безвредной. И вот однажды по единственному израильскому каналу выступает некий пожилой еврей по фамилии Бартов и сообщает, что его сыну предстоит тяжелая операция и понадобится переливание крови. Но вот беда – у сына очень редкая группа крови, и он никак не может найти донора. Поэтому, он, Бартов, обращается… В общем, спасай, кто может! Ну, разумеется, на следующий же день вся ешива – и ребята, и раввины, – дружно пошли сдавать кровь на анализ. И – о чудо! – у одного из наших парней – та самая группа крови! Ну, мы его, конечно, поздравляем – ведь это какая удача выпала, возможность спасти человеческую жизнь! Звоним в больницу, выясняем, что операция состоится ровно через неделю, на второй день Песаха. Но на следующий день, последний перед песаховыми каникулами, он является на занятия жутко удрученным и рассказывает, что отец ему категорически запретил сдавать кровь для сына этого самого Бартова. Мы все потрясены. Религиозный еврей! Отказывается спасти жизнь другого человека! Как такое может быть?! Наш однокашник сам пожимает плечами. Отец ничего не объяснил ему. С людьми, пережившими Холокост, зачастую бывает трудно разговаривать – упрутся молча и всё! Это у них с тех времен еще зажимы какие-то остались.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
