Александра Семенова - Там, где лето. Янтарь

Нина Петровна появилась в доме престарелых четыре года назад. Тихая, улыбчивая старушка как-то сразу расположила к себе всех. Она никогда не жаловалась, никого не ждала, ничего не требовала. Единственной её просьбой была пряжа. Она не могла сидеть без дела, руки всегда должны быть заняты. Бесчисленное число носков, шарфов, шапочек, выходило из-под этих морщинистых, но проворных рук.

– Не могу я, Настенька, в праздности время проводить. Я не понимаю такого отдыха, когда руки лежат на коленях. Они даны нам для работы, и, пока в них есть сила, им нужно трудиться, – говорила она, стуча спицами.

Настя всегда на своё дежурство приходила с парой клубочков пряжи.

– Нина Петровна, добрый день!

Старушка сидела на своём привычном месте у окна и вязала.

Она улыбнулась своей лучезарной улыбкой, и протянула навстречу девушке руки.

– Здравствуй, милая! Я по тебе успела соскучиться. Вот, смотри, какой шарфик я тебе связала, – сказала она, протягивая Насте мохеровый шарф.

– Боже, какой он мягкий и невесомый, – говорила Настя, накинув шарф на плечи.

Время после вечернего отбоя было самым приятным и долгожданным. Когда все расходились по своим комнатам и укладывались спать, Настя заваривала травяной чай и ждала в гости Нину Петровну.

– Настенька, как же я люблю наши с тобой посиделки, – говорила Нина Петровна.

– Я тоже, Нина Петровна, люблю это время. У меня никогда не было бабушки, да и мамы не было. В детском доме мы любили после отбоя полуночничать. Утащим в столовой пару кусков хлеба, солью их потрём, и сидим, представляя, как бутерброд с колбасой едим. И вот в такие вечера, я часто мечтала, что сижу на кухне с бабушкой, а она меня угощает пирожками с повидлом, – Настя смотрела в свою чашку, пряча навернувшиеся на глаза слёзы.

– А я сразу поняла, что мы с тобой родственные души. Я же тоже детдомовская. Мать погибла при эвакуации, прямо у меня на глазах в неё осколок от бомбы попал. Долго я потом в себя прийти не могла, ночами просыпалась и кричала, маму звала. Но ничего, привыкла. Мне очень повезло, что я попала к Тамаре Григорьевне. После войны она меня удочерила. Муж её на войне погиб, сыновья тоже сгинули, одна она осталась. Она одна, я одна, а вместе мы стали семьёй.

– Нина Петровна, а дети у вас есть? Извините, если вопрос бестактный, но меня давно он мучает. Столько времени вы здесь, и никто к вам не приходит.

– Всё хорошо, Настенька, не надо извиняться. Сын у меня есть… вернее, был. Раньше не могла о нём говорить, в себе эту боль держала. А теперь, спасибо батюшке Никодиму, я не плачу, ведь сыночек мой всегда со мной. Погиб он, Настенька, в страшной аварии погиб. Автобус, на котором он вместе с женой и дочерью ехал к морю, перевернулся, и упал в пропасть. Никого в живых не осталось. Все заживо сгорели. И у меня никого не осталось, ни сына, ни внучки. Но ничего, горе оно такое, сегодня болит, а завтра осталось только неприятное послевкусие.

Я, когда к батюшке Никодиму пришла, хотела в монастырь уйти. Упала к нему в ноги и говорю, не могу мол батюшка в миру, горько мне и обидно. А он посмотрел на меня, строго так посмотрел, да и говорит: «Горько тебе? Ты думаешь твоё горе самое горькое? Оглянись, посмотри на людей, у каждого свой ад, который он вынужден нести на этой земле. Подойди к любому и спроси, есть ли у него горе. И каждый тебе станет говорить, что его горе самое горькое и невыносимое. Иди домой, помолись Богу, проси Его руководства. И я за тебя буду молиться.»

А дома, когда я стояла на коленях перед иконами и не понимала, что мне делать дальше, то на ум пришли детки из детского дома. Они такие же брошенные и одинокие. И что может быть горше чувства, что ты один на этом свете и никому не нужен. Вот так я нашла своё дело, смысл своего дальнейшего существования. Мои вязаные носочки и шапочки принесли и приносят тепло не одной одинокой душе, – говорила Нина Петровна, улыбаясь своей лучезарной улыбкой.

Долго они ещё беседовали, выпив не один чайник ароматного чая. А ближе к рассвету Настя подошла к Нине Петровне, взяла её сухонькие ручки в свои и сказала:

– Бабушка Нина, можно я буду твоей внучкой?

Нина Петровна посмотрела на неё своими ласковыми глазами, в которых стояли слёзы, провела по Настиной щеке рукой:

– Конечно можно, внученька.

Я сидел на деревянной скамейке, пропитанной теплом восходящего солнца, и пил кофе из картонного стаканчика.

Раскидистые кроны деревьев бросали причудливые тени на песчаные дорожки парка. Мимо проходили редкие прохожие, птицы выводили трели. Осталось всего несколько минут до смены, и я хотел насладиться этим июньским утром.

Хотя кого я обманываю, я не могу ничем наслаждаться, пока моя жена больна. И пока она – мой пациент.

Я онколог, поэтому когда несколько месяцев назад у Ани начались головные боли и головокружения, я сразу заподозрил неладное. Провёл необходимые обследования и анализы, сделал МРТ, и… мои худшие опасения подтвердились.

Это маленькое пятнышко с неровными краями на снимке ошарашило меня, словно я увидел такое впервые. Я не мог поверить, что это произошло с моим самым родным человеком.

Я показал снимок нескольким нейрохирургам, они в один голос сказали, что опухоль неоперабельная. Слишком глубоко сидит. А это значит, всё что нам доступно – химиотерапия. Шансов мало, чёрт возьми, их ничтожно мало! Но надо пробовать.

Придя на работу, я первым делом отправился в палату к супруге. Вчера я привёз её в свой онкоцентр, сегодня она сдаст плановые анализы, и через пару дней начнём курс химии. Я решил, что сам буду вести её, ведь она моя жена и я должен держать всё под контролем.

Аня сидела в кресле у окна. Её глаза были полуприкрыты, голова откинута на спинку. Я подошёл, поцеловал её в бледные губы и взял за руку:

– Привет, любимая, – холодные пальцы жены слабо сжали мою ладонь. – Я принёс твои любимые пирожные.

– Спасибо, Боренька. Если бы я только могла их есть, – шёпотом ответила она и поморщилась. – Эта боль меня доконает.

– Мы прорвёмся, милая. – сказал я. – Скоро к тебе подойдёт медсестра, проводит на процедуры, а я вернусь как можно скорее.

Остаток дня и ночь я провёл, занимаясь плановыми пациентами, периодически заходя к Ане. Консультации, две сложные операции, снова консультации. Утром следующего дня я закончил дежурство, снова навестил любимую, но она заставила меня пойти домой, немного отдохнуть.

Я вышел из больницы и вновь пошёл через парк. В воздухе разливался упоительный аромат цветов, солнце заливало округу своим живительным теплом, день обещал быть жарким.

Вздохнув полной грудью, я сел на лавку, на которой был вчера. Почему-то вспомнилось начало моей карьеры. Я тогда работал в деревенской больнице недалеко от Тулы и после смены ходил домой через лес. Вот где настоящая природа!