Зальция Ландман - Еврейское остроумие

— Да, однажды я это сделал, — признается раввин. — А вы, ваше преосвященство, ответьте мне так же честно — случалось ли вам иметь дело с женщиной?

Епископ краснеет и признается:

— Да, однажды я спал с женщиной.

Долгое молчание. Наконец раввин произносит с ухмылкой:

— Согласитесь — ваш грех послаще, чем мой!

Вариант.

После долгого молчания раввин поднимает взор к небу и говорит: "Благодарю Тебя, Господи, что Ты дал мне одержать эту победу! — и, обернувшись к пастору, продолжает: — Ну и что, скажите мне честно, лучше: свинина или это?"

Пастор:

— Три вещи я не выношу у вас, евреев: ваше беспорядочное хождение по синагоге, вашу громкую молитву и ваши неряшливые похороны.

Еврей:

— Что касается нашего поведения в синагоге, то мы чувствуем себя там, как дома. Что касается громкой молитвы, то наш Бог стар и уже не так хорошо слышит. А что касается похорон, то и мне приятнее смотреть на христианские похороны.

До прихода Гитлера к власти торговля готовым платьем в Германии находилась преимущественно в руках евреев.

Первая мировая война. Солдат с внешностью типичного северянина спрашивает у рядового из своей роты:

— Вы тоже бар Исроэл (сын Израиля)?

— Как! Разве вы еврей?

— Нет, но у меня есть лавка готового платья.

Антисемит:

— Все зло от евреев.

Еврей:

— Нет, от велосипедистов.

— Почему это — от велосипедистов?

— А почему это — от евреев?

Еврей-торговец недавно женился. Поехав на ярмарку, он взял с собой молодую жену. Какой-то крестьянин прошептал ему на ухо:

— Не мог найти себе никого покрасивее?

Жена это услышала и сказала мужу:

— Пошли скорее отсюда. Тут одни антисемиты!

В небольших еврейских общинах один и тот же человек мог быть одновременно меламедом (учителем Закона), кантором и резником.

Такого трехликого еврея вызвали в суд в качестве свидетеля. Чтобы его побольнее уколоть, судья постоянно называл его "господин резник". Наконец еврей заметил:

— С моей профессией дело обстоит так: для еврейской общины я кантор, для детей — учитель. А резник я только для скотов.

Маленькая Ильза:

— Мориц, мне не разрешают больше с тобой играть. Мама говорит, что вы, евреи, распяли Иисуса.

— Могу поклясться, что не мы! Наверняка это дело рук наших соседей Конов.

Здание протестантской церкви в небольшом американском городке обветшало, и на его месте собираются построить новое. Сборщики денег не подумавши заходят в лавку Гершельмана. Тот смущенно потирает лысину. С одной стороны, сборщики — его покупатели, как он может отказаться? С другой стороны, как может он, правоверный еврей, жертвовать деньги на христианскую церковь? И тут его вдруг осеняет:

_ — Вам же придется сначала снести старую церковь?

— Конечно.

— Это ведь стоит кучу денег?

— Да, целых триста долларов.

— Вот вам эти три сотни!

Антисемитизм.

В венском городском парке сидят два еврея и сетуют на антисемитизм. Мимо пролетает птичка и роняет что-то на шляпу Ицика.

— Вот видишь, — желчно говорит Ицик, — об этом я тебе и говорил: поют они только для гоев!

Железнодорожный служащий кричит Леви, который с друзьями хочет влезть в один из вагонов:

— Эй вы! Этот вагон зарезервирован для участников конференции епископов!

Леви возмущается:

— А откуда вы знаете, что мы не епископы?

В ночном поезде на Берлин лейтенант гвардейских гусаров похваляется:

— Мои предки жили в Бранденбурге еще до Гогенцоллернов.

— Увы, господин лейтенант, — отвечает ему еврей-сосед, — когда ваши предки еще лазили по деревьям, мои уже имели диабет (диабет считается поздней болезнью цивилизации).

Еврей сидит в варьете рядом с незнакомым господином. Выступает чтец-декламатор. Еврей поворачивается к соседу и шепчет:

— Явно один из наших!

Потом выходит певица.

— Тоже из наших, — говорит еврей.

На сцене появляется танцор.

— Тоже из наших, — заявляет еврей.

— О Господи Иисусе! — в ужасе стонет сосед.

— Тоже из наших, — подтверждает еврей.

Русский офицер открывает дверь купе, обнаруживает, что там одни евреи, и говорит с отвращением:

— Я бы дал тысячу рублей за такое местечко, где наверняка нет ни одного еврея.

— Могу вам подсказать такое местечко, — отвечает ему кто-то из купе. — Христианское кладбище.

Еврей спрашивает у христианского священника:

— Как вы, такой разумный человек, может верить в телесное воскресение после смерти?

— Почему тебя это удивляет? — спрашивает священник. — Ведь ты, хасид, тоже веришь, что твой ребе может, например, переплыть через реку на носовом платке.

— Ну, верю, — отвечает еврей. — Но ведь это правда!

На торговле селедками Люблинер потерял последние гроши. Он бредет домой весь в слезах и на пересечении дорог натыкается на распятие. При виде искаженного болью лица Христа Люблинер сочувственно восклицает:

— Ты тоже торговал селедками?

В маленьком польском городке к бургомистру-христианину приходит делегация евреев с просьбой:

— Дорога к еврейскому кладбищу находится в ужаснейшем состоянии. Ваше благородие, дайте указание ее починить!

— А зачем? Ведь здесь евреи так редко умирают.

— Как это редко? Каждую неделю тут хоронят самое малое двух евреев!

— Ну, хорошо. Если вы мне это письменно гарантируете, я подпишу бумагу на ремонт дороги!

На трамвайной остановке стоит офицер. Кон и Леви долго спорят о том, какой у него чин. Наконец Кон спрашивает:

— Простите, господин офицер, вы кто — капитан или майор?

Я антисемит.

Нееврея пригласили в еврейский дом. Маленький Мориц проводит гостя в комнату и видит, что не осталось ни одного свободного стула. Тогда Мориц кричит:

— Тате, встань! Дай гою сесть!

1910 год. В аристократическом клубе составляют список гостей. Председатель говорит:

— И еще мы пригласим князя Лёвенштайн-Вертхайм-Фройденберга.

— Боже сохрани! — возмущается один из членов клуба. — Сразу четырех евреев!

Вариант.

Еврей, советник коммерции, и князь Лёвенштайн-Вертхайм-Фройденберг добиваются права на покупку поместья. В конце концов получает его князь.

Советник коммерции — своей жене:

— Ну, поместье досталось все же нашим людям, притом в консорциуме!

В вагонном купе Кон втягивает своего соседа, нееврейского господина, в разговор:

— Я только что прочел, что китайцев насчитывается шестьсот миллионов!

— Колоссально! А сколько на свете евреев?

— Примерно двенадцать миллионов.

Господин смотрит на Кона и задумчиво произносит:

— Но китайцы почему-то попадаются довольно редко…

Польский еврей открыл в Нью-Йорке кафе-мороженое. У входа он прибил большую вывеску: "Евреям вход воспрещен".