Валерий Михайлов - Записки на портянках

– Когда выезжаем?

– Послезавтра.

Мы отправлялись под видом научной экспедиции, целью которой было изучение природы крайнего севера. Наше научное общество выписало железнодорожный вагон. Я, как начальник экспедиции выбил себе отдельное купе и Леночку в качестве ассистентки, к явному неудовольствию Мазерова. Несколько соседних купе занимали мои товарищи и научное барахло, которое мы тащили с собой для отвода глаз. Все остальное пространство было отведено под вакцину от этамбутии – первосортную смесь водки и кокаина.

Трудности начались уже при погрузке. Золотушного типа транспортный милиционер остановил погрузку вакцины.

– В чем дело? – резко спросил его я.

– Ты, папаша мне тут не груби, – хороший папаша, лет на пять его моложе, – я тебе тут не интеллигент. Документы где?

Документы он держал в правой руке, о чем я ему и сообщил.

– А зачем вы везете столько вакцины? – подозрительно спросил он.

– Для вакцинации, – ответил я.

– Будешь умничать, папаша, оформлю на пятнадцать суток. Будешь улицы мести. Хоть какая от вас дармоедов польза будет.

– Я не умничаю, а вот ты зарываешься.

– Никита! – крикнул он на весь вокзал.

– Здесь, товарищ командир! – отрапортовал примчавшийся на зов конопатый ментеныш, совсем еще пацан.

– Отведи-ка ты Никита этого умника в участок, да подсади его к хулиганам. Пусть вежливости поучат.

Тут я уже не выдержал.

– Слышь, ты, быдло ментовское! Сейчас я звоню в ЧК и ты до конца своей жизни пойдешь тайгу тяпать. Ты понял?

– А причем здесь ЧК? – спросил он уже на пол тона ниже.

– Ты под мандатом подпись смотрел?

– Где?

– В пизде!

– Начальник областного отделения ВЧК тов. Мазеров.

– Да, начальник областного отделения ВЧК товарищ Мазеров. Так что если мы хоть на минуту задержишься, я сообщу Мазерову, а он расстреляет тебя за саботаж. Ты понял, гнида?

– Да… я… только… я что… Никита! – истошно завопил он, хотя тот стоял в двух метрах от нас.

– И еще, – продолжал я, – по твоей милости я не успел позавтракать.

– Не извольте беспокоиться, сейчас все организуем.

Дать бы ему еще ногой в пах. А потом пыром по носу, чтобы кровью захлебнулся, гад. Ну ничего, я до него еще доберусь. Мне бы только задание выполнить.

Чукотка встретила нас морозным ветром и снегом. Я сразу продрог до костей. Укрыться от ветра было невозможно, и чтобы хоть как-то согреться приходилось бежать рядом с упряжкой, что в целой куче одежды, а мы нацепили все, что у нас было, было совсем не интересно. Ненавижу север! В поезде было здорово. Водочка, патефон, голенькая Леночка под боком и сколько угодно папирос. Потом было терпимо. В кабине грузовика тоже можно жить. Хоть и без водочки, без патифончика, но зато с Леночкой, правда, уже одетой. Но когда нас вывалили на мороз, в странные сооружения, запряженные собаками…

Когда я уже, было, решил, что замерзну тут окончательно, мы увидели самоедскую деревню. Нашему подношению в виде огненной воды они несказанно обрадовались, и пригласили нас переночевать. Первым испытанием для нас было их самоедское любимое угощение. А угощали они нас тухлой рыбой, да еще предварительно сдобренной старым рыбьим жиром. И попробуй откажись. Холод не тетка, особенно здесь, на севере. Еле сдерживаясь, чтобы не вырвать, я кое-как доел лучшие куски и отправился спать.

Каково же было мое удивление, когда в отведенной мне постели я увидел толстенную самоедку.

– Ты кто? – спросил я ее.

– Жена, однако.

– Какая еще жена.

– Вождя жена, однако.

– А тут ты что делаешь?

– Ты начальника?

– Ну я.

– Жена вождя спит с начальника. Начальника гость вождя. Вождь уважает начальника. Жена вождя с начальника спит. Обычай, однако.

Мне в нос ударила жуткая вонь. Она воняла мочой, грязью, потом, нечищеными зубами и немытыми ногами. Да, мясо по сравнению с ней было действительно деликатесом. Я еле сдерживался, чтобы не вырвать, а она, в знак уважения вождя, старалась изо всех сил понравиться гостю. И мне предстояло сделать это! Держись, Ебан, думал я, это тебе не с шашкой на пулеметы, это тебе настоящее испытание. И ты должен, обязан справиться, во имя комсомола, во имя партии, во имя нашей советской Родины и коммунизма во всем мире…

И вот после всех этих тягот и лишений на нас нападают посреди ледяной пустыни, в Аляске, там, где по замыслу Создателя вообще не должна ступать нога человека, накрывают русским матом сумасшедшие снеговики, у которых закрыто даже лицо. Только дырки для глаз прорезаны. Нас грубо хватают, обыскивают, связывают и куда-то тащат под снег, в свою морозную преисподнюю. В лицо веет теплом. В снежной избушке жарко горит буржуйка, в топке которой ковыряется кочергой человек, который кажется мне до боли знакомым. В голове вертится строчка из песни: «Бьется в тесной печурке Лазо». Человек поворачивается.

– Донтр?!

– Ебан?!

– Что ты здесь делаешь?

– А ты?

– Здравствуйте товарищи коммунисты, комсомольцы и беспартийные товарищи! День, о котором мы с вами так долго мечтали…

Но не будем забегать вперед, а лучше вернемся назад в февраль 19… года. Гражданская война, ставшая уже буднично-неотъемлемой частью нашей действительности, вдруг ни с того, ни с сего закончилась. Уже отвоевали Крым, и лишь в далекой отсталой Азии продолжалась плановая охота на басмачей. С бандитами у нас дела тоже пошли на лад, а вот с селом…

Февраль 19… года. Кабинет товарища Сама. Товарищ Сам уставший и постарелый. Доконала его партийная работа, но жалеть себя тогда не было принято. Все мы были солдатами революции, а это вам…

– Вот что, Ебан, – сказал мне товарищ Сам, бывший теперь первым секретарем Губернской парторганизации, – ты нам нужен не здесь.

– А где, товарищ Сам?

– Ты давно был в Колосистом?

– Да вот, как мамку похоронил…

– Там недалеко есть хутор Небритов.

– Знаю такой хутор.

– Вот туда и поедешь.

– Но что я там буду делать, товарищ Сам?

– Поднимать сельское хозяйство.

– Вы же знаете, я ничего в этом…

– Знаю, Ебан, знаю, но мне нужен там именно ты. Боюсь, что больше никто не справится.

– Так плохо?

– Плохо, Ебан, плохо. Третий уполномоченный, посланный нами для создания колхоза, под трибунал идет, как враг народа. Очень нездоровое место. Вот ты туда и поедешь, чтобы, значит, скальпелем опытного хирурга… А чтобы ты не скучал, даю тебе помощников. Люди проверенные, а главное в таких делах способные, – и уже в трубку телефона, – Леночка, зови архаровцев.

В кабинет вошла сладкая парочка. Молодой битюг лет двадцати и дамочка в галифе, мужских сапогах для верховой езды и кожаной куртке. Во рту она держала… Во рту у нее была не прикуренная папироса.