Валерий Михайлов - Записки на портянках

Надо сказать, что мы этот номер тщательно отрепетировали с товарищем Лизой, правда, она не говорила для чего. Я неуверенно (исключительно от количества выпитого) встал со стула. Блядь подошла к краю стола, и ее пахнущий духами животик находился как раз на уровне моего лица. Грянул веселый революционный марш. Я, стараясь делать все как можно нежнее, засунул язык под резинку трусиков и плавными движениями, облизывая ее животик, и бедра (до попочки я не смог дотянуться) начал стягивать трусики, затем, ухватившись зубами за узенькую полоску ткани между ног, потянул их вниз.

– Ссы на него! Он это любит! – закричала Лиза.

– Революционный фонтан! Революционный фонтан! Революционный фонтан! – начали скандировать товарищи.

И она, стоя, по мужски, обдала меня горячей соленой струей, и я впился ртом в ее источник влаги.

– Браво, Ебан!

Товарищи аплодировали стоя.

– А можно я на него тоже поссу? – спросила другая товарищ Блядь.

– Сегодня для всех и бесплатно! Я разрешаю! – разрешила товарищ Лиза.

– Лизочка, ты сама щедрость, вставил Константин.

– Хотите прикол? – из соседней комнаты выскочил Донтр как был, с расстегнутыми штанами. – Ленин вернулся!

– Вызывали?

– А, Ебан, заходи…

Шла гражданская война. Наш революционный отряд стоял на окраине Губернска, в частном секторе, и Партдонт занимал небольшой флигель с целыми, что было удивительно, стеклами и хорошо работающей печкой. Этот же флигель был одновременно и штабом. Из мебели в нем была койка товарища Партдонта, служившая одновременно и столом, и несколько табуретов.

Партдонт сидел на койке в одном сапоге. Другой он глубокомысленно держал в руках.

– А, Ебан, заходи, – сказал мне Партдонт и с каким-то мучительным сожалением надел второй сапог.

– Вот что, Ебан, – продолжил Партдонт уже совсем иным тоном, – товарищ Мазеров, оказав нам величайшее доверие, поручил нашему отряду заступить в засаду с целью захвата вражеских лазутчиков и раскрытия шпионской сети здесь, в Губернске. В связи с чем, твоим личным заданием будет следующее. М… В общем, возьмешь у Лизы чайник и отправишься к Вовочкину за кипяточком. Засада без кипяточка, это, твою мать, не засада.

Партдонта возмущала уже сама мысль, что можно вот так идти в засаду без кипятка.

– Может лучше здесь нагреть кипяточку? – спросил я. – Остынет ведь.

– Весь не остынет, а у нас и греть-то не с чего.

Ничего не понимая, я отправился к Лизе. Она, как единственная женщина в нашем отряде, жила одна в двухкомнатной избе.

– Кто там? – спросила Лиза из дальней комнаты, когда я, войдя в избу, громко чихнул.

– Это я.

– А, Ебунчик! Иди сюда.

Лиза (Какая она красивая!) лежала в постели в одних кружевных трусиках. Когда я вошел, она откинула одеяло.

– Я за чайником, – любуясь ее телом, сообщил я.

– Раздевайся.

– У меня приказ.

– Ты меня не хочешь? А еще Ебунчик!

– Но революция… – попытался я неуверенно возразить.

– А ты по-революционному. Слабо?

– Мне, правда, некогда. Меня Партдонт послал за кипяточком. Сказал, у тебя чайник взять.

– А я его отдала.

– Лизунь…

– Раздевайся. Я тебе такое сделаю. И кипяточек будет самый лучший.

Вовочкин занимал особняк казнокрада Аниськина, который (особняк) имел три этажа, мраморную лестницу и бесконечное количество залов. Но Вовочкин был не один. Вместе с ним в особняке квартировал весь свет революции Губернска.

Тяжело дыша (пришлось бежать бегом), я поднимался по мраморной лестнице, на которой еще недавно лежали ковры, а теперь, как и по всему Губернску лежали горы никому не нужной бумаги. Откуда она берется? Ведь отродясь ее столько не было. А теперь… Драные афиши, листовки, прокламации, газеты… Все это жило своей жизнью и разносилось ветром, как снег или опавшие листья. Революция – это осень бумаги… Интересно, Поэт уже так сказал?

За конторкой вахтера спал одинокий кавказец с пышными усами и трубкой, выпавшей из его рта.

– Простите, товарищ, где я могу найти товарища Вовочкина? – вежливо спросил я.

Кавказец поднял голову и посмотрел сквозь меня совершенно невидящим взглядом.

– Простите, товарищ…

– Враг народа? – спросил он, медленно беря трубку и указывая ею куда-то в пустоту. – Зарежу, твою мать, – после чего добавил длинную тираду на своем кавказском языке.

– Мне нужен…

– Расстрелять! – рявкнул он и со стуком уронил голову на конторку.

В коридоре я нос к носу столкнулся с небольшого роста человеком в кепке.

– Простите, товарищ, где я могу найти товарища Вовочкина? – спросил я.

– А на кой ляд он вам, собственно сдался? – поинтересовался человек в кепке.

– Меня послал товарищ Партдонт с революционным заданием.

– Не послал, а пьислал, – мужичок сильно картавил, – посылают, батенька, не по этому адьесу. Это вам не… Ладно, пойдемте.

Мы вошли в небольшую комнату, судя по всему, кухню. На столе среди старых газет сиротливо скучал обглоданный рыбий хвост. Пахло пивом.

– Наденька, – позвал человек в кепке.

– Да, Вовочкин, – послышалось из другой комнаты.

– Пьими у молодого человека чайник, и отпусти ему кипяточку.

В комнату вошла немолодая и некрасивая женщина в скромном закрытом платье.

– Давайте чайник, молодой человек, – сказала она, глядя как бы сквозь меня.

Я протянул ей чайник. Она сняла крышку и заглянула внутрь. Лицо ее озарила радостная улыбка.

– Вовочкин, взгляни на это.

Вовочкин тоже посмотрел в чайник и тоже остался доволен.

– Давайте, молодой человек, к столу, – приказал Вовочкин, – отведаем, так сказать, что бог послал.

На столе появилась бутыль самогонки, картошка с укропчиком, рыбка и копченое сало с толстым слоем мяса.

– Жаль, хлебушка нет, – душевно так произнес Вовочкин, – но, сами понимаете, голод. Питеьские товаьищи совсем хлеба не видят. И не потому, что у них плохое зьение, отнюдь. Зьение у них что надо. Они отчетливо видят цели и задачи Ьеволюции.

– Вот вы, молодой человек, отчетливо пьедставляете себе задачи ьеволюции? – Вовочкин говорил, не забывая выпивать и закусывать.

– Чтобы избавиться от контры и буржуев недорезанных, – ответил я с набитым ртом.

– А для чего?

– А как избавимся, так и решим.

– А вот и нет, товаьищь! Ьешать надо сейчас, не медля ни минуты! Ьеволюцию надо твоьить на тьезвую голову!

– А какова, по-вашему, цель революции? – спросил я.

– Постьоение социализма, а в пеьспективе и коммунизма.

– А что такое коммунизм?

– Свобода, ьавенство и бьятство, пьичем бьятство сьеди свободных и ьавных членов общества. Бьятства и сейчас хватает. Помнишь, Наденька, какое у нас было бьятство с немецкими товаьищами? А какое там было пиво. Уже ьади того, чтобы попить такого пива стоило ьаскьутить ьеволюцию. А бьятство в Шушенском… – Вовочкин мечтательно подкатил глаза. – Да, молодой человек, ьеволюционное бьятство всему бьятству бьятство! Надюшь, ты пьинесла кипяточку? Тогда дай еще молодому человеку сахаьку. Какой чаек без сахаьку? А тепеьь, молодой человек, пьошу пьощения. Надо, понимаете ли, ьаботать. Ьаботать, ьаботать и ьаботать!