Александр Иванов - Прощай, Петенька. Русский нуар. Записки врачей

Она: – Что с тобой, дорогой?

Он: – Вот, любимая, кушай. А я побегу.

Она: – У меня аллергия на цитрусовые.

Он: – Какая жалость. Ну, не кушай тогда. А я все равно побегу.

Она: – Не бойся, милый! Заходи. У меня нет никакого гриппа.

Хватает его за руку и втягивает в прихожую. Он роет каблуками паркет, оставляя борозды.

Он (в ужасе): – А что, что у тебя? Ветрянка?

Она (смеясь): – Нет, милый, и не ветрянка! Сними же эту дурацкую маску. Дай я тебя поцелую.

Он (опасливо приспускает маску): – Точно не ветрянка?

Она (целует долго и проникновенно): – Нет, не ветрянка. Свинка. У тебя распухнут, а потом откажут яички – и все. Не будешь ни чесаться, ни кашлять.

– Человеку плохо!

– Маску, маску снимите с него! Скорее!

– Зачем? Надо массаж сердца!

– Надо адреналин!

– Надо дефибриллятор!

– Нет, снимите маску, вам сказано!

– Он прав, надо делать дыхание рот в рот!

– Ни в коем случае! С ума сошли? Наоборот, расступитесь пошире! Пропустите меня. Дайте какую-нибудь палку.

– Такая годится?

– Да, отлично. Сучок на ней, чтобы подцепить. Оп!

– Не дышит. Позеленел весь.

– Не уберегся небось от гриппа. Что толку в этой маске?

– Тем более что грипп-то свиной.

– Ну да, тут ему и конец! Адресно!

– Отойдите еще дальше! Сейчас тоже надышите, вы не лучше!

– Смотрите, шевельнулся!

– Еще бы. Это самоотравление. Анафилактический шок. Интоксикация личными парами.

– Да, на воздухе-то пожиже!

– Не то чтобы очень. Отойдите еще на пару шагов. Ну что, дебил? Рассказывай, чем дышишь!

– Я что… я как все… натуральный газообмен…

– Выкинь маску. Термостат получается. Все живое и дохнет.

Пластическая хирургия дымилась, как паровозная топка.

–…Лишнее? – спрашивал доктор.

– О да. Оно все лишнее. Оно наросло на боках. Оно исказило мои ягодицы. Оно выросло бородавкой и сплющилось в родинку. Я не узнаю себя. Я прошу вас, доктор, что-нибудь отсосать.

– С этим не будет никаких проблем, – отозвался доктор. – Эй, ассистенты! Итак, вы желаете избавиться от Лишнего?

– О да, – мечтательно отозвалась дама.

– Это наша работа. Это скульпторство, если хотите. Берете колоду и отсекаете все лишнее…

Дама примолкла, ибо доктор уже оделся оперировать.

Вскоре вся операционная залилась кровью.

– Но руки-то! – кричала дама. – Оставьте мне руки!

Доктор кивнул на картину Венеры Милосской.

– И ноги лишние, – улыбнулся он. – Будет чистое Я. Ничего Лишнего – только Вы.

– Чистое Я… мне так понимается, что я не получусь и пукнуть…

– Да, – кивнул доктор. – Это Загадка. Возможно, ваше чистое Я взывает о себе Само, но я сомневаюсь, чтобы Вы имели способность отразить…

Скоро пришла старшая медсестра.

– Доктор, – заметила она сурово. – Все в крови. Мне кажется, больная теряет Юридическое лицо.

– Да? – нахмурился доктор. И обратился к ассистентам: – Ну, тогда пришивайте обратно все Нужное. Соберите из Лишнего.

Орлов явился в роддом, где рожала его единственная Любовь.

У Орлова случилась Любовь, и воспоследовали роды.

Вполне арийскому Орлову предложили младенца: кулек, перепоясанный не розовой и не голубой, но черной ленточкой.

Видя, как пятится и бледнеет Орлов, нянечка затянула:

– Мало ли, что негритенок -

Ты посмотри, какой ребенок!…

«…В Орловские конюшни», – приговаривал взбешенный Орлов, улетая над городом в послеродовом состоянии и налетая на плавающие кепки и черные цилиндры с красными бантами передовиков.

Наступил вечер, а в поликлинике было неожиданно пусто.

Окулист сидел и скучал. Он думал, как закончится его смена, и он выглотает стакан.

Распахнулась дверь, и вошла немолодая женщина, очень полная, а карточка у нее была намного толще. Без номерка.

– Здравствуйте, – сказал окулист. – Что вам нужно?

– Здравствуйте, – ответила та и немножко хрюкнула. – Вот. Меня прислал невропатолог. Между прочим, ему нужна помощь, вызовите скорую. Он лежит, и ему плохо.

– С этим-то мы разберемся. А с вами – это еще вопрос.

– У меня симптом Эди.

Окулист взял карточку и увидел, что гостья, по поводу хронического похрюкивания и недополучения оргазма, лечилась во всех городах и тамошних центральных клиниках. Последняя выписка занимала восемь листов, исписанных мелким почерком. Диагноз занял полстраницы. Последним значился симптом Эди. Просто так и заканчивалось: «Симптом Эди». Точка. Общие санаторные рекомендации. Наблюдение.

– Обождите.

Проклиная неведомого профессора Эди, окулист не постеснялся заглянуть в справочник. Так и есть. Бывает при сифилисе и многом, многом другом, непонятном. Измененная зрачковая реакция. Может исказиться форма зрачка. Жить не мешает.

– Так чего же вы хотите?

– Я хочу, чтобы вы лечили мне симптом Эди.

– Вас не вылечили в Москве. Как же вас вылечат здесь?

Молчание.

Потом больная доверительно подалась к окулисту и шепнула:

– Вы знаете, что у меня в глазу? Там Эди.

– Хорошо, я посмотрю вам глазное дно, – тот вооружился лампой и заглянул. Действительно, зрачок был деформирован. Прямо на глазном дне, рядом со «слепым пятном», стоял благообразный доктор Эди и грозил окулисту пальцем.

Окулист решил не пить стакана.

– Он постоянно дает мне издевательские советы, – пожаловалась больная, все чаще срыгивая. – Прямо из глаза.

Окулист решил, что все-таки выпьет стакан. Потому что Эди займется другой доктор. И потянулся за направлением.

Один доктор придумал остроумный выход из тяжелого положения, в которое он попадал очень часто. Приходит к нему, например, больная из палаты номер восемь, и доктор спрашивает:

– Что случилось?

Та, как обычно, отвечает:

– Очень болит голова.

– Ну, хорошо, – доктор даже рад. – Сейчас мы пригласим нейрохирургов, голову вашу вскроем и посмотрим…

– Нет-нет, – пугалась больная, – она уже прошла.

Так и вылечивалась.

Но вот однажды явилась маленькая, пухленькая бабулька с такой же жалобой. Доктор сделал ей стандартное встречное предложение, от которого та, как ни странно, не смогла отказаться. Как же быть? Она так возжелала этой процедуры, что все забегали. Пришел нейрохирург, посмотрел на снимки и сказал, что да, вон там, под лобной костью, наверняка что-то есть. А потому желание бабушки можно удовлетворить.

Голову вскрыли и вынули еще одну бабушку, точно такую же, с тем же недугом. В платке и пальтишке.

Вскрыли башку и этой, достали третью. Стоит, маленькая, на операционном столе, топчется и гундосит: болит голова!

Здесь уже обошлись без пилы, хватило скальпеля. О трех углах изба не строится: стоит четвертая старушка, что-то пищит и за висок держится одной рукой. А другой – придерживает сумку на колесиках.