Родион Кормановский - День огурца. Любовь, кошелек или жизнь?!

Телефон молчит.

Коньячное тепло уже вовсю разливается по телу, и толстяк почувствовал себя лучше.

– Да, хорош, все-таки выдался вечерок, – он хочет почесать лоб, но натыкается на шишку. – Блин! По крайней мере, я хоть стриптиз не показывал, как тот парень со своими подружками. Им реально не повезло!

За невозможностью почесать лоб, толстый скребет себе филейную часть.

– Или повезло? Ик! Ой, что это я? Вон как тёлки в зале визжали, когда подружки с него трусы стащили!

Он протопал в ванную и уставился на своё отражение.

– Я бы тоже смог стриптиз показать! – заявляет он сам себе.

Затем выгибается перед зеркалом и становится похож на черепашку-ниндзя, одевшую панцирь задом наперед.

Кругленький задумчиво чешет мобильником ухо и тот верещит.

– Ой! Ик! – подпрыгивает толстяк и нажимает на кнопку.

– Да, дорогая! Ик! Почему трубку не беру? Так я бреюсь! – мяукает бегемот, – Что? Уже? Через десять минут приедешь? Хорошо-хорошо, я тебя жду, моя киска!

Толстяк вываливается в прихожую, засовывает телефон обратно в штаны, и возвращается в ванную. Берет станок, и уже хочет побриться, но обнаруживает, что вся пена исчезла с лица.

– Ой! Куда ж пена-то делась?

Он заново наносит пену, и приготовится, все-таки заняться бритьем, но замечает, что рука всё ещё дрожит.

– Что за чертовщина! Похоже, я вчера глотнул лишнего.

Кругленький обиженно глядит на себя и опять топает в комнату. При этом пена в пути снова его покидает, обильно капая на пол.

Через мгновение рюмка опять наполнена, и толстяк поднимает её, как флаг над Рейхстагом.

– Чтобы женщины оказывали мне столько же внимания, как тому блондинчику! – провозглашает он тост, мечтательно глядя в окно.

Пена капает в рюмку, а толстяк продолжает речь.

– Ик! – громко выдает он. – Чтобы мне сегодня решить мои проблемы!

Пена ещё раз капает в рюмку, и тут же отправляется вместе с коньяком в желудок Нехудого.

– Фу! – восклицает лысо-толстый. – Какая гадость! Точно коньяк палёный! Какой-то парфюмерией отдаёт. Ик!

Со второй рюмки толстяку, наоборот, плохеет, и он прется в ванную заканчивать свои процедуры.

– О! Опять пены нет! – возмущенно вопит он. – Что за… Ик! Бе-е-е!

Струя рвоты исторгается из внутренностей Колобка, аккурат, в его отражение.

Приступ так же резко заканчивается, как и начался.

– Бе-е! – ещё раз и всё.

– Картина авангардиста «С добрым утром!» – бурчит толстяк, с отвращением рассматривая привет из дня предыдущего на зеркале.

– О, Маша же сейчас придёт! – толстяк хватает губку и начинает мыть зеркало.

Пара минут праведных трудов приводит к тому, что теперь обладатель пуза и лысины может созерцать своё изображение в орнаменте вчерашней закуски. Зато раковина отмылась.

– Ну, хоть так! – вздыхает бомбовоз и опять намыливает свою физию.

В дверь звонят.

– О, дорогая! – восклицает толстый и замирает, глядя на свою мыльную ряху, – но я ведь ещё не побрился!

Звонок повторяется. На этот раз настойчивей.

– О, чёрт! – колобок ставит пену на раковину, и скачет открывать, – что же она такая нетерпеливая сегодня?!

Когда он уже протянул руку к дверям, звонок опять дребезжит.

– Ну же! Иду-иду! – кричит Колобок и распахивает ворота.

Но там стоит не Машенька.

Два здоровых короткостриженных амбала в пиджаках оторопело пялятся на толстого.

– Ты кто? – наконец бормочет один из них, обращаясь к хозяину квартиры.

– Дед Мороз! – находится бегемот и уже собирается захлопнуть дверь у них перед носом.

Но не тут-то было!

Нога одного из здоровяков уже стоит в дверном проходе.

Одновременно толкнув дверь, они вваливаются в прихожую, отбросив толстяка вглубь квартиры.

– Ха! Стас! – кричит один из них, – прикинь! Дел Мороз в труселях с сердечками!

– Ага, Квас! – ржет второй.

– Вы кто? – блеет толстяк, отступая в комнату.

– Смерть твоя! – ржет Квас, наступая на него.

– Бабки на бочку! – вторит ему Стас.

– Я… э… вы от Клыка? – Толстяк уже посреди комнаты, продолжает пятиться.

– Как догадался? – ухмыляется Квас, а толстяк уже срывается с места в сторону балкона.

– Стоять, сука! – вопит Стас, хватая его за руку.

Повинуясь силе амбала, толстяк летит обратно, как раз лбом навстречу кулаку, запущенному в полёт Стасом.

Но, встретиться им было, как говорят, не суждено. Бегемотьи ноги поскальзываются на пене, рассыпанной по полу, и толстяк ими врезается в туфли мордоворота, опрокидывая его на себя.

Раздается грохот, подобный взрыву авиабомбы.

Кулак Стаса врезался в пол.

– А, сука! – орет амбал.

– Ик! – подает голос гора жира, находящаяся под горой мяса.

– Прекрасно смотритесь! – ржет Квас, – улыбочку для моего фотоальбома!

Он делает вид, что достаёт фотоаппарат.

– Я те поснимаю! – орет Стас вскакивая.

– Да я пошутил! – лыбится Квас.

– Я тя счас урою, толстый говнюк! – Стас размахивается ногой, намереваясь пнуть толстяка по голове.

– Ик! – говорит чрево толстяка.

– Стой! Пусть вначале бабки отдаст! – останавливает его напарник.

– Ладно, куча дерьма, я с тобой позже разделаюсь! – Стас поворачивается и пинает несчастного под зад.

Квас хватает кругленького за руку и пытается поставить на ноги.

Из этого ничего не выходит: толстяк только продолжает выдавать свой «Ик!» и скользит по полу.

– Давай поднимем его, Стас, – зовет Квас.

Стас подходит и они, приложив немалое усилие, ставят гиганта на ноги.

– Ну ты, слоняра! – выдыхает Стас, – деньги давай!

– Ик! – ответствует слоняра.

– Бабло гони! – Квас с размаху врезает толстяку в живот.

– Всё отдам! – сипит толстяк, сгибаясь, – не надо!

– Что не надо? – Квас разгибает колобка обратно.

– По животу не надо, – хрипит бомбоподобный.

– Ах, вот как?! – Квас переглядывается со Стасом, на морде которого появляется довольная гримаса.

– Отдам! – шепчет толстяк.

– Не сомневаюсь! – ухмыляется Квас, – вот тебе ускорение!

И он опять лупит колобка по животу.

– Ик! – громко чревовещает бегемот и мощная струя рвоты ударяет Квасу в ряху, разлетаясь брызгами на его пиджак и на напарника.

Маленький толстяк ухмыляется, и его физиономия с лиловой шишкой на лбу становится похожа на хэллоуиновскую тыкву.

– Тяни! – командует тыква.

Я засовываю руку в брезентовый мешок и вытягиваю увесистую пачку купюр.

Пятитысячные.

– Ого! – восклицаю я.

– Ты вытянул свой жребий! – радостно сообщает мне тыква, покрываясь туманом.

Теперь уже становится вообще непонятно: то ли это тот толстяк, что так похож на Денни де Вито, то ли действительно тыква.

– Какой ещё жребий? – удивляюсь я, взвешивая деньги на руке.