Алекс Май - Nahuhol американца. Приключения Майкла в России

– Кто бы возражал, – улыбнулся я. – Фигура у тебя, что надо! 190—120—130, это если снизу мерить. Да и фактура потрясающая, это верно. И какую же роль, вам, барышня, пообещали?

– Как какую? Крепостную играть буду. И соседки тоже… Денег заплатят.

– Ну, вам и играть не надо, – грустно заметил я.

– А где актеры? – спросил Майкл. Он чувствовал себя неловко. Грязь быстро высыхала на солнце, и при каждом движении отваливалась с джинсов небольшими порциями.

– Как где? У них, наверное, перерыв… Расползлись они. – Никитична приложила мозолистую ладонь козырьком ко лбу, осмотрела округу. – Не видно, но главный щас как заорет, они мигом сбегутся!

Посмотрев на часы, ощутил легкое движение где-то в районе печени. Так, змеей, шевелится интуиция. Понял, что до монахов сегодня можем и не доехать, но Майклу ничего не сказал, тем более он, кажется, уже и забыл, куда мы направлялись. Волшебное действие гречишного поля задурманило его голову.

– Я схожу, поищу артистов, – сказал я. – А ты, брат, слушай мудрую женщину – она расскажет, как правильно париться в русской бане. Если что – звони.

– Я не хочу баню, – попытался возразить Майкл. – Ты мне дома, на даче обещал баню.

– До дома еще доехать надо. А еще монастырь… Не перечь, одним словом.

– Буду! – Он поднял палец вверх. – Буду перечь! Я не хочу в баню… Тут…

Думаю, он хотел сказать, что здесь плохая санитария. Я опередил его:

– Майкл! У Никитичны – шикарная баня! Классическая! Ты только представь – вся Европа от чумы вымирала, вшей кровью насыщая, а русские уже тогда, много-много веков назад, мылись в бане. Цивилизация, брат. Гигиена. Да и посмотри на себя… Там актрисы! Как я тебя им представлю? Как золотарь выглядишь. Короче, не выпендривайся.

– Я не знаю многих слов, что ты говоришь…

– Оно тебе надо? Потом объясню. – Я открыл багажник, протянул Никитичне арбуз. – В общем, я пошел, а вы тут сами разберетесь.

– Саша!

– Майкл, ты ведешь себя, как самый последний киндер, – сказал я. – Если не прекратишь, то с первым обозом пеньки поедешь обратно, домой. Ок?

Майкл вздохнул, и принял верное решение. Принять баню.

Я уже вышел на дорогу, но меня окликнула бабка.

– Сашка. – Она взяла меня за рукав. – Он не опасный?

– Нет, но если что, ты его ухватом, ухватом приложи, по хребтине, чтобы на всю жизнь запомнил и внукам рассказывал. Ок?

– Да ну тебя! – Никитична рассмеялась.

Маленький мальчик на скрипучем велосипеде проехал мимо, измерив меня свойственным только деревенским жителям взглядом, в котором читалось недоверие, смешанное в равных пропорциях с любопытством. Здороваясь со знакомыми стариками, пытался разузнать про снимаемое кино.

Дед Василий сказал, что кино будут снимать не по Пушкину, а по Толстому, но с ним заспорила его старуха.

– Некрасов сочинил это кино, – уверяла она.

Пока я дошел до чугунных парковых ворот, меня основательно запутали местные жители, перечислившие почти всех русских классиков, включая Гоголя, Достоевского, Чехова и даже Шолохова.

Парк выглядел нарядным и преображенным. Привычный бурьян, прошедший процедуру депиляции превратился в аккуратный газон. Вот только я не увидел несколько старых лип. Неужели у кого-то поднялась рука предать их эвтаназии, спилить?

На содержание усадьбы не хватало бюджетных средств. Но даже в самые трудные, девяностые годы, верная и строгая хранительница Людмила Дмитриевна умудрялась сохранить основной комплекс и маленький музей Барашникова от варварского разорения. А в прошлом году даже ухитрилась выбить деньги на капитальный ремонт. Инвестиции пошли впрок. В усадьбу зачастили туристы. Финансовое положение улучшилось.

Киношники, человек десять, расположились на пологом берегу озерка, знаменитого обилием белых лилий.

Остановившись неподалеку, оценил обстановку. Никто не кричал «Мотор!». «Хлопушка» не щелкала. Никакой суеты и нервотрепки не наблюдалось. Три микроавтобуса, ГАЗ-66, яркие пластиковые столики и стулья, пиликанье мобильников, биотуалет, на удивление гармонично вписывались в общий фон исторического места.

От группы отделился длинноволосый молодой человек, пошел в мою сторону. Футболка, шорты, вьетнамки. Тощий и бледный. На секьюрити не тянет. Я закурил.

– Что вам надо? – довольно вежливо поинтересовался он.

– Рюмочку водки, – небрежно бросил я. – Только, голубчик, проследи, чтобы она была холодной. Страсть как не люблю теплую водку. А к вечеру не забудьте про бараний бок с гречневой кашей.

– Водки нет. – Он улыбнулся. – «Нарзана» не изволите?

– Как нет водки? Впрочем, не беспокойся.

– Вам кого надо? – Юноша облек вопрос в другую форму.

– Я еще не определился, мой дорогой друг… Впрочем, пригласите Кэтрин Зету-Джонс.

– Паша, твою мать, кто там пришел?! – проорал, через мегафон какой-то мужик.

– Это он нам? – спросил я, собираясь обидеться.

– Это он мне, – дипломатично ответил Паша.

– А! Тогда ничего, а то ведь и обидеться могу, на дуэль вызвать. Тэк-с, судя по лексикону, картину ставит сам Тарантино. – Я примирительно улыбнулся.

– И все же, вы к кому? – поторопил меня Паша.

– Просто гуляю… Не волнуйся. А про Кэтрин-Зету я пошутил. Она, дура такая, как-то пошло похудела в последнее время, лишившись аппетитности. Ты мне лучше скажи, где Людмила Дмитриевна?

– А! – Парень облегченно вздохнул, развернулся, посмотрел в сторону тента, сложил руки рупором и закричал так, словно, заблудившись в ГУМе, звал маму:

– Людмила Дмитриевна!!!

Пауза.

– Давай вместе, – предложил я. – На раз-два-три!

– Людмила Дмитриевна!!!

– Паша, сукин сын, не ори!!! – Снова мужик с мегафоном.

– Слушай, я вот не пойму, кто все-таки режиссер у вас? – спросил я Пашу. – Михалков?

– Сашка, – послышался голос Людмилы Дмитриевны. – Не хулигань!

Она подошла к нам с другой стороны, с тыла.

– Привет, хранителям!

– Привет-привет. Ты мне, как раз и нужен.

– Зачем? – удивился я. – Если в кино сниматься, то я не согласен. Подозреваю, что все достойные моего таланта роли уже разобраны интриганами от искусства, так?

– Мы вас в следующий проект пригласим, – пошутил Паша. – На роль Хлестакова.

– Пашка! – Людмила Дмитриевна всплеснула руками. – Прекрати.

– Прекрати, Пашка, – подыграл я ей. – Какой Хлестаков? В глубине души я стопудовый Печорин.

– Пашка!!! – Мужик с мегафоном. – Иди сюда!

– Побейте вы его, – посоветовал я Пашке. – Ногами. Темную устройте.

– Сегодня же, – пообещал Пашка, и пошел к режиссеру, кричавшему: «Где наши цыгане?!»

Мы присели на деревянную лавочку.

– Людмила Дмитриевна, здесь и цыгане есть? – спросил я. – Вот совпадение!

– Есть, – подтвердила она. – Артисты.

– Плохо. Сюда бы настоящих. Ко мне гость приехал, из Америки. Вот бы он обрадовался. Эх, как там… Кай о бэрги… Мэ сом ром… Хоп-хоп-хоп! Душевные люди, эти цыгане. Только вот если москвичей квартирный вопрос испортил, то цыган, стопудово, – торговля героином.