Тимур Ясинский - Двойник маркиза де Сада. Для тех, кто выпил в 90-е

– Маркиз де Сад.

– Замечательно. Я так и думал, что это вы. Это ведь вы писали о челябинских масонах? Восторженная такая статья о всеобщем равенстве, о свободе? О том, что масоны занимали ключевые посты в областном Совете? Мы-то с вами понимаем, что это фантазия, но что скажут читатели, узнав, что маркиз де Сад, сочувствовавший советским масонам, отказался работать на демократию? Что скажет ваша супруга, узнав, что после увольнения из «Голоса» дорога в газеты вам заказана? Что будет с вашей карьерой, вы понимаете? Мой вам совет: не спешите. Заявление написать никогда не поздно, а вот о судьбе своей стоит подумать уже сейчас.

– И о судьбе Родины тоже, – с пафосом вставил Четвертинкин.

– О судьбе Родины даже в первую очередь, – кивнул Каин Адамович. – Поэтому, господа, имейте в виду, – он смахнул сухие листья с шишкоедоффского рукава. – Сотрудникам «Голоса» отныне категорически запрещается употреблять спиртное во время рабочего дня. Стране нужны трезвые герои. Обычных и так хватает.

Мигайлов сглотнул комок в горле. Слава ойкнул и прошептал:

– Не хочу героем… Лучше камеру верните…

В глазах Каина Адамовича загорелся профессиональный интерес. Он прищурился:

– В какую еще камеру?

– «Никон», – всхлипнул фотограф. – Восемьсот долларов стоил…

Секунду чекист ошарашенно смотрел на Славу, потом облегченно рассмеялся:

– А, вы про фотоаппаратик… Да не переживайте так. Если останетесь в «Голосе» – будет вам такой же и даже лучше.

– А если… если нет?

– А если нет, то нет. Вы ведь сами виноваты. Вот зачем вы назвали сержанта салабоном? Ни один сержант в мире этого не простит, у них комплексы на этот счет. А вы его еще полицаем сопливым… Как только живы остались. Архаровцы – они ведь ребята молодые: горячие головы, холодные руки… Комсомольцы, блин, беспокойные сердца. Могли и пристрелить.

– Как вы их назвали? Архаровцы? – заинтересовался Четвертинкин.

– Архаровцы. Дивизия генерала Архарова. Это ведь не наши гвардейцы, не местные. Из области сегодня прибыл батальон для укрепления демократии. Ну да ладно, не о том речь. – Он повернулся к журналистам. – Я вас убедил, господа?

Маркиз неуверенно кивнул. Слава посмотрел на Митюшина и тоже кивнул.

– Отлично. Виктор Витальевич, выдайте нашим новым сотрудникам бланки заявлений. Те, что я принес.

– А я? – растерянно спросил Мигайлов.

Каин Адамович с сомнением посмотрел на него:

– Виктор Витальевич, это кто?

– Это наш ответственный секретарь, – засуетился Четвертинкин. – Лучший из ответственных секретарей города. Ответственнейший!

– Уверены? Запашок, знаете ли… не наш. Заграничную водку предпочитает ваш ответственный секретарь. Не нравится мне это.

– Наш он, Каин Адамович, наш! Леонид Антуанович Мигайлов, чистокровный русский.

– Все мы чистокровные русские… Нет. Не пойдет. Вы свободны, товарищ Мигайлов. На собрание акционеров вас пригласят, а пока не мозольте глаза. Хотя подождите, пропуск выпишу.

Мигайлов жалобно посмотрел на коллег: Слава рукавом куртки утирал слезы, де Сад сосредоточенно молчал, словно вел мысленный диалог. Четвертинкин всем видом показывал, что сделал все, что мог. Митюшин все так же спал на стуле.

Каин Адамович что-то быстро написал на желтой бумажке, пришлепнул каиновой печатью и подал бумажку Мигайлову:

– Держите. Вас выпустят.

Ответсек подавил вздох и протянул руку за пропуском.

Маркиз внезапно сверкнул глазами и улыбнулся.

Дверь отворилась, и в кабинет редактора вошел Мистер Иггз с неизменным Серым голубем на плече.

– Я из Общества охраны окружающей среды, – с порога заявил он. – Жалобы есть? Как-то: безосновательное увольнение, разжигание национальной розни…

– Знаем, знаем! – перебил его Четвертинкин. – «Чихание в лесу, утопление котят в нейтральных водах»! Вам лишь бы денег урвать побольше! Пошел вон отсюда! Молокосос!

Крики разбудили Митюшина, тот уронил очки и, моргая спросонок, радостно заорал:

– Смерть фашистским захватчикам! Наш «Голос» не охрипнет!

Каин Адамович побагровел и выдернул из-за пояса пистолет:

– Лицом на пол, руки за голову! Евреи, цыгане и коммунисты, шаг вперед!

Ошеломленный Мистер Иггз попятился. Серый голубь сорвался с его плеча и суматошно захлопал крыльями перед носом чекиста, капнув при этом на желтый пропуск. Шишкоедофф заулюлюкал и затопал ногами. Четвертинкин зажмурился и закрыл уши руками. Мигайлов оглушительно засвистел. Митюшин тоже свистнул, но его никто не услышал. Каин Адамович, бранясь сквозь зубы, отбивался от Серого голубя пистолетом. Хрустнули митюшинские очки. Де Сад размахивал плеткой и кричал неизвестно кому: «Давай! Давай!»

Через мгновение кабинет редактора был полон архаровцев, вразнобой щелкающих затворами. Все притихли. В напряженной тишине было слышно лишь тяжелое дыхание Каина Адамовича…

– Огонь!!! – крикнул Шишкоедофф.

Бомонд. 27 сентября 1993 года, 16 часов 55 минут

Ничего особенно заграничного в облике иностранца не было. Скорее наоборот: если бы не улыбка, притаившаяся в рыжеватых усах, не клетчатый пиджак и не вызывающе красная жилетка, он вполне мог бы сойти за редактора какой-нибудь местной газеты.

Калиостро, путаясь в ножнах, поднялся навстречу гостю и подарил тому самую гостеприимную из своих улыбок:

– Здравствуйте. Прошу вас, проходите. Меня зовут граф Калиостро, а это мое, так сказать, графство.

– О! Вы тот самый Калиостро? – вежливо удивился иностранец. Граф ухмыльнулся:

– Почти.

– Мак-Боттл. Джин Мак-Боттл, – иностранец с нескрываемым интересом рассматривал нелепый графский парик с завитыми локонами. – Репортер эдинбургских газет «Виски уикли» и «Дринк тудей». Друзья называют меня просто Джин. Хотя и все другие называют меня так же.

– Проходите, Джин. Вы к нам по делу, не так ли?

– О да. Ведь это у вас есть карниз? Один подобный в целом доме?

– Не знаю, – Калиостро растерянно посмотрел в окно. – Наверное. Вообще-то там балкон… по крайней мере, совсем недавно был балкон. Может быть, теперь и карниз есть. Видите ли, эта комната не всегда выглядит одинаково. Никогда не знаешь заранее, что выйдет. Зависит от настроения, в котором пребываешь, когда щелкаешь пальцами. И иногда от подсознательных желаний окружающих.

Мак-Боттл выслушал этот бред и принужденно улыбнулся:

– Я видел человека, кто играющий на балалайке. Он у вас есть? Он уронил ювелирность, и я приподнял ее вернуть.

– Вот уж кто-кто, а человек точно есть. Донасьен, не хотите ли опознать свою «ювелирность»?

Маркиз неохотно отложил балалайку:

– Простите, сэр, за причиненное беспокойство, но я не уронил кольцо, а выбросил. Если вы решите оставить его у себя, я не расстроюсь.