Тимур Ясинский - Двойник маркиза де Сада. Для тех, кто выпил в 90-е

– С какой стати… Коллектив…

– Леонид Антуанович, это риторический вопрос, он не требует ответа. Тем более вашего. Объясните мне лучше, почему на своем столе я нахожу такие вот опусы: «Время придет, и фотовспышка погаснет среди алкогольного смрада, и чело пресветлое благородного фотографа коснется немытого пола под столом; и воскликнут в негодовании толпы оскорбленных, говоря: „Горе тебе, тиран и беспредельщик!“; и наступит другое время и другое правление». Я не буду допытываться, кто автор этого замечательного творения, но, господа, в любом случае апокалипсис в нашей редакции неуместен и нежелателен. Может, я вас как мужчина чем-то обидел? После того, как вы напишете объяснительные… – он внимательно присмотрелся к ответсеку: – Ответственный секретарь Мигайлов!

– Да, штандартенфюрер? – Мигайлов икнул.

– Вы не в том положении, где… э-э… в котором шутят. Что у вас в кармане? Бутылка? Немедленно достать, разбить, вылить! Заявление на стол! Вы уволены, Мигайлов! Ауфвидерзеен!

– Это не…

– Да, безусловно! Но бухгалтера сегодня нет, так что расчет получите завтра.

– Это не водка.

– Не надо ля-ля, Леонид Антуанович. Кого вы хотите обмануть? Я водку за версту чую. Вы пили, Мигайлов! На рабочем месте! В рабочее время! Еще, небось, из горла!

Ответсек вытащил из кармана бутылку газировки и поставил ее перед редактором.

– Ах, вот оно как… Ну ладно. Приказ отменяется. Господин Митюшин, вы экономический обозреватель, насколько я помню? Скажите-ка, сколько событий вы экономически обозрели за последние три дня?

– Дыкть… это…

– Не оправдывайтесь. Не поможет. Строкомер у меня всегда под рукой. Вы уволены. Заявление на стол.

– Я старый и больной…

– Да, безусловно! Но бухгалтера сегодня нет, так что расчет получите завтра. До свидания, Митюшин. Так сказать, пока-пока.

Валерий Петрович в отчаянии посмотрел по сторонам. Все кончено. Уволен.

– Корреспондент де Сад!

– Да, сэр!

– Хм… «Сэр»… Да, пожалуй, называйте меня так. Господин де Сад, вы в журналистике новичок, но ваши первые робкие шаги наводят на мысль, что при хорошем редакторе вы многого сможете достигнуть. Например, писать сводки метеоцентра. Ну, это к примеру. Ваш язык, господин Сад, чересчур дискурсивен, но на криминальные новости вас, пожалуй, хватит. Так что пока я вас не уволю. Отделаетесь выговором.

– А можно узнать, за что?

– Хм… Надо подумать… Ну ладно, выговор отменяется. Чтобы потом не говорили, что Четвертинкин тиран, что в «Голосе» царит беспредел и дискриминация. Четвертинкин не тиран, запишите это где-нибудь. Фотокорреспондент Шишкоедофф, где вы были вчера?

– Я был дома. Чистил туалет.

– А почему даже к вечеру не приехали?

– А я не захотел. Насрать на всех вас!

– Хм… Вот, значит, как…

– Когда хочу, тогда и прихожу. Я в раболатории. 3 3 Здесь процитирован реальный диалог, полностью он приведен в главе «От автора» в конце книги.

– В лаборатории, – поправил Четвертинкин.

Мигайлов зажмурился. «Славка, Славка, – подумал он. – Ума от страха лишился. Конец теперь Белкину. А молодец все же, черт возьми! „Насрать“ – это он ловко сказал».

Четвертинкин посмотрел в глаза Шишкоедоффу. Тот испуганно ощерился. Четвертинкин поднялся и грозно навис над столом.

Неожиданно от его китайского мундира отлетела пуговица, звонко покатившись по столу, и эффект грозного нависания пропал. Четвертинкин смутился и рассвирепел.

– Все уволены, мать вашу! Без пособия! Алкоголики и лоботрясы! Пьянству – бой, мать вашу! Подонки! Убирайтесь! В вытрезвителе поговорим!

– Можно, я пойду и немного подумаю? – прошептал Слава.

– Молчать! Я вам устрою демократию! Я вам покажу, где раки зимуют! А также ночуют, умирают и гниют! Зарвавшиеся хулиганы! Тюрьма по вам плачет! Почему посторонние в редакции? Всех посторонних уволю к чертовой матери! Я…

Он осекся, сообразив, что в редакции действительно находятся посторонние.

Покраснев, он вышел из-за стола и любезно спросил:

– Что вам угодно, сударь? С кем имею честь?

Посторонний с любопытством разглядывал Четвертинкина. Сам он был довольно молод, сходство его с де Садом было примечательным. Это был Мистер Иггз, альтер эго маркиза де Сада. На плече Иггза сидел нахохлившийся Серый голубь – случайно материализованный в свое время пьяным Калиостро персонаж песни известного русского рок-музыканта.

Мистер Иггз переглянулся с маркизом, оценил обстановку и посмотрел в глаза редактору:

– Я из Общества охраны окружающей среды. Жалобы есть? Как-то: оскорбление словом или действием, безосновательное увольнение, вырубка лесов, рыбная ловля в нейтральных водах, преднамеренное убийство при отягчающих обстоятельствах, нарушение законов о свободе печати и фотоискусства, распитие спиртных напитков в комнате матери и ребенка, преднамеренное утопление щенков, котят и прочих, плевание на траву, пропаганда расизма, чихание в общественных местах…

– Редактор проходу не дает! – выкрикнул Слава. – И за фотоматериалы не оплачивает расходы!

Мистер Иггз достал из кармана книжечку и прочитал:

– «Преднамеренное создание помех движению свободных граждан Российской Федерации наказывается штрафом в размере 200 долларов США, оплата в рублях по курсу… Преднамеренная неоплата расходов на фотоматериалы свободных граждан Российской Федерации наказывается штрафом в размере 500 долларов США, оплата в рублях по курсу, плюс оплата вышеозначенных расходов на фотоматериалы свободных граждан Российской Федерации плюс оплата морального ущерба свободных граждан Российской Федерации в размере 50 размеров оплаты неоплаченных расходов на фотоматериалы свободных граждан Российской Федерации»… Что скажете? Будем платить, или свободный гражданин Российской Федерации, каковым является данный свободный гражданин Российской Федерации, возьмет свои обвинения обратно?

– М-м-м… Хорошо. Слава, я отменяю приказ. Вы восстановлены в должности. То же относится и к господину Мигайлову, и к господину Митюшину.

– Секретарша, – напомнил вошедший во вкус Шишкоедофф.

– Да, и к секретарше. Все приказы от сегодняшнего числа отменяются. Так?

– Да. И пусть водку можно будет пить, когда захочется.

– Может, тебя еще и в пузико поцеловать? – шепнул Мигайлов.

– Все, все, про водку не надо. Пусть живет.

Четвертинкин, вздохнув, поправил мундир. Когда Мистер Иггз ушел, он махнул рукой журналистам:

– Увидимся, господа.

Затем он, скрипя зубами, взял со стола оставленную Мигайловым бутылку газировки и с ненавистью швырнул ее в малахитовую клумбу…

Бомонд. 27 сентября 1993 года, 16 часов 55 минут