Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Насчёт бровей — это я не случайно.

Дело в том, что в песнях есть свои, твёрдо установившиеся словосочетания. Новых изобретать не надо. Всё уже изобретено. Песня какая? Величавая. Края какие? Привольные. Сила? Могучая. Дали? Неоглядные. Росы? Серебристые. Зори? Золотистые. А сторонка какая? Родимая. То-то же! Это надо твёрдо знать. Просторы что делают? Зовут. А дороги? Тоже зовут. Запишите себе. Пригодится.

Кроме определённых, установившихся и оправдавших себя словосочетаний, в песнях очень часто встречаются междометия «эх», «ох», «ой»: «Эх, дороги…», «Эх, тачанка…», «Эх ты, удаль…», «Эх, махорочка…», «Ох, недаром славится…», «Ой, красивы над Волгой…», «Ой, подруженьки…», «Ой, девчата…», «Ой ты, рожь…», «Ой вы, зори…»

В песнях фигурирует не только человек. В них встречаются также птицы и растения (животными, за исключением лошадей, песенники пренебрегают).

Среди птиц на первом месте — прожорливая, хищная чайка, на втором — соловей (соловушко, соловейко), далее идёт абсолютный бездельник голубь, за ним — лебедь белая (лебёдушка). Такие птицы, как, например, горихвостка-лысушка или варакушка, в песнях не встречаются. (Попробуй скажи своей любимой: «Ты моя варакушка!» — обидится.)

Из растений первенство держит черёмуха. Второе и третье места делят ива и рябина. За ними — берёза. Дубы встречаются реже.

Долгое время необходимым атрибутом песни был платочек. Синенький, скромный. Им всегда размахивали на прощание милые, застенчивые девушки. Несколько позже скромный платочек уступил место солидному оренбургскому пуховому платку. Такие вещи, как шарф, кушак, шапка-ушанка, в песнях упоминать не надо. А вот шаль, например, можно всегда. Это вещь долговечная. Не то что, допустим, плащ «болонья».

Один известный мне поэт очень хотел вставить в песню плащ "болонью». Но это трудное название никак не втискивалось в стихотворный размер, и, пока поэт трудился над осуществлением невероятного замысла, плащи «болонья» из моды вышли и в них одели милицию.

До сих нор я говорил о песнях лирических. Существуют, кроме них, и другие — торжественные. Это те, которые можно услышать по радио в праздничные дни.

Торжественная песня отличается от лирической тем, что писать её легче. Тут совсем не важны рифма, ритм, образность языка. Иногда это просто набор слов:

Не беспокойтесь, что в данном случае из-под вашего пера выйдет нечто не слишком изящное. Композитор это положит на музыку, и получится, как говорится вещь.

На музыку можно положить всё, включая жировку квартплаты и билет на проезд в троллейбусе. Но для этого композитор должен обладать очень большим талантом, особым даром. Не так давно Д. Шостакович написал пять романсов на слова из… крокодильского отдела «Нарочно не придумаешь». Они напечатаны в журнале «Советская музыка» № 1 за 1966 год, исполнялись по телевидению и заслужили большую похвалу зрителей-слушателей.

Так что текстовику надо всегда дружить с композитором.

Бывают такие случаи. Сидит поэт-песенник, в отчаянии обхватив голову, и уже совсем ничего не может придумать. Тогда появляется ангел-спаситель в лице композитора.

— Понимаешь, — говорит он, — какое дело! Я вот мелодию тут придумал. А к ней слова нужны. Давай-ка сообразим.

И соображают. На двоих.

Это называется писать текст «по рыбе».

Текстовик, слушая мелодию, записывает, каким стихотворным размером надо писать:

Сначала, конечно, ничего не получается. В строчках даже слогов не хватает, но вместо них можно пока поставить «ла-ла» или «бе-бе».

Дальнейшая работа «по рыбе» приводит к успеху. Всё-таки не так уж трудно подогнать текст к музыке.

Вот и песня. Не праздничная, но вполне приличная. К тому же, если найти молодую симпатичную исполнительницу, особенно с заграничным голосом, успех обеспечен.

Не без робости приступает начинающий романист к работе. Как-никак, а страниц пятьсот сочинить надо. Предлагать издательству рукопись в сто или двести страниц — неприлично. Такой роман не будет иметь веса, В состоянии невесомости окажется и автор.

В самом деле, можно ли с почтением смотреть на литератора, у которого в руках тоненькая папка?

Зато как броско, эффектно выглядит писатель, нанявший двух дюжих носильщиков, чтобы дотащить рукопись до издательства! Это китобой, отважный гарпунщик, а не какой-нибудь мелкий спиннингист.

Работа над романом начинается с того, что автор пишет заявку издателям с просьбой включить его произведение в тематический план. Заявка должна убедить их, что это будет вещь серьёзная, глубокая. Особенно клюют в издательствах на слово «становление». Если вы заглянете в издательские планы — они густо пестрят этим словом; «роман о становлении поколения», «роман о становлении молодого человека», роман о становлении колхоза, кооператива, магазина, универмага, домоуправления, жэка — чего хотите. Как увидит издатель «становление», так враз выпишет аванс.

После получения аванса автор садится за стол и пишет заголовок романа. Заголовок должен отвечать моде. Одно время в моде были «светы» и «рассветы». Так появились романы с названиями: «Свет над землёй», «Свет в Коорди», «Рассвет над Москвой», «Рассвет над Россией», «Свет над Липском», «Рассвет на Немане», «Рассвет на Шпрее», «Рассвет над морем», «В Заболотье светает», «У нас уже утро».

После того как Э. Хемингуэй написал «Там, за рекой в тени деревьев…», в моду вошли заголовки длинные и малопонятные. Для романа (пьесы, фильма) вполне подходит также заголовок афористический, типа «Деревья умирают стоя», «Чайки умирают в гавани», «Отважные не умирают».

Сюжет заранее разрабатывать не обязательно, он придёт потом сам, а не придёт — и не надо. За последнее время издано столько бессюжетных романов, что сюжет стал, необязателен. С других не требуют, и вам иск тоже не вчинят. Но тему всё-таки желательно как-то представлять себе. О чём, так сказать, в принципе пойдёт речь, из какой области жизни.

Первая фраза задаёт тон всему произведению. А поскольку произведение должно быть длинным, то и первую фразу следует сделать как можно более тягучей. Желательно, чтобы в ней были какие-нибудь сравнения и метафоры. Лучше всего про природу.

Ткань романа будет выглядеть примерно так:

«Шелковисто-лазоревый купол неба был чист и спокоен, — лишь у восточного края похожее то ли на былинную ладью, то ли на лебедя облако, переливаясь мраморными отсветами, громоздилось на зубцах далёкого бора и незаметна для глаз плыло на север.