Андрей Шляхов - Байки приемного покоя (сборник)

Ответ мужика:

– …Да вот, жизнь дерьмо, ничего не радует, хотел устроить самосожжение (вот и газеты пригодились бы).

Врач, недоумевая:

– А зачем прибили гвоздем член к полу?

Мужик:

– Это чтобы не убежать и не потушить себя в ванне…

Врач:

– Ясно, а зачем нам-то позвонил? Поджигал бы себя, в чем проблема?

Мужик:

– Спички на кухне забыл…

– Больной, почему у вас все лицо в кровище?

– Это от насморка…

– ?!

– Я чихнул возле окна…

В приемный покой приходит больной и жалуется на боль в ноге.

– Гм, у вас серьезный вывих… И долго вы с ним ходите?

– Уже две недели…

– Две недели?! Как вы могли терпеть столько времени? Почему вы не пришли сразу?

– Видите ли, доктор, как только у меня что-нибудь начинает болеть – жена говорит, чтобы я бросил пить и курить… Сами понимаете…

Приемный покой. Перед врачом сидит пациент. Из головы у него торчит окровавленный топор. Врач заполняет историю болезни, пишет, поднимает голову, задумчиво смотрит на топор:

– Корью, свинкой, ветрянкой болели?

Молодой отец в панике звонит в «неотложку»:

– Доктор, что делать? Трехлетняя дочка напилась зеленки!

– Так, а как ребенок сейчас выглядит, что делает?

– Что делает… Улыбается зелеными губами, высовывает зеленый язык сквозь зеленые зубы… Доктор, что мне делать?!

В трубке смех врача:

– Фотографируйте!

Жила одинокая старушка. Скучала, в одиночестве-то, особенно по вечерам. Ну и вызывала себе, видать для развлечения, почти каждый вечер «скорую», мол, сердце болит, помогите, помираю. Уже почти все бригады у нее побывали и не раз. А тут как-то к ней новенькие приехали… Заходят, видят картину: лежит старушка, охает, за сердце держится. Ну, врач, недолго думая, говорит: «Давай, бабка, снимай штаны, сейчас укольчик сделаем, и все пройдет». Бабка с готовностью вскакивает, разворачивается, штаны спускает… а на заднице у нее зеленкой написано: «Не верьте ей, бабка врет!»

Прихожу к врачу.

Дядька лет сорока осматривает меня и срывающимся голосом шепчет медсестре:

– Машенька, наконец-то… Слава тебе, Боже, дожили…

Она рот закрывает ладошкой. Глаза по пять копеек.

– Точно? Это действительно он? Никакой ошибки?

– Он!

Встают оба передо мной по стойке «смирно». И громко, торжественным хором:

– Абсцесс Века!

Садятся и уже вполголоса, как будто так и надо:

– Молодой человек, у вас абсцесс правого века.

Ну не сволочи ли?

Если верить статистике, сочиненной недавно некиим гражданином (я сам ее читал) и гласящей, что на каждую тысячу людей приходится два гения и два идиота, нужно признать, что слесарь Пузырев был несомненно одним из двух гениев. Явился этот гений Пузырев домой и сказал своей жене:

– Итак, Марья, жизненные мои ресурсы в общем и целом иссякли.

– Все-то ты пропиваешь, негодяй, – ответила ему Марья. – Что ж мы с тобой будем жрать теперь?

– Не беспокойся, дорогая жена, – торжественно ответил Пузырев, – мы будем с тобой жрать!

С этими словами Пузырев укусил свою нижнюю губу верхними зубами так, что из нее полилась ручьем кровь. Затем гениальный кровопийца эту кровь стал слизывать и глотать, пока не насосался ею, как клещ.

Затем слесарь накрылся шапкой, губу зализал и направился в больницу на прием к доктору Порошкову.

– Что с вами, голубчик? – спросил у Пузырева Порошков.

– По…мираю, гражданин доктор, – ответил Пузырев и ухватился за косяк.

– Да что вы? – удивился доктор. – Вид у вас превосходный.

– Пре… вос… ходный? Суди вас Бог за такие слова, – ответил угасающим голосом Пузырев и стал клониться набок, как стебелек.

– Что ж вы чувствуете?

– Ут… ром… седни… кровью рвать стало… Ну, думаю, прощай… Пу… зырев… До приятного свидания на том свете… Будешь ты в раю, Пузырев… Прощай, говорю, Марья, жена моя… Не поминай лихом Пузырева!

– Кровью? – недоверчиво спросил врач и ухватился за живот Пузырева. – Кровью? Гм… Кровью, вы говорите? Тут болит?

– О! – ответил Пузырев и завел глаза. – Завещание-то… успею написать?

– Товарищ Фенацетинов, – крикнул Порошков лекпому – давайте желудочный зонд, исследование сока будем делать.

– Что за дьявольщина! – бормотал недоумевающий Порошков, глядя в сосуд. – Кровь! Ей-богу, кровь. Первый раз вижу. При таком прекрасном внешнем состоянии…

– Прощай, белый свет, – говорил Пузырев, лежа на диване, – не стоять мне более у станка, не участвовать мне в заседаниях, не выносить мне более резолюций…

– Не унывайте, голубчик, – утешал его сердобольный Порошков.

– Что же это за болезнь такая, ядовитая? – спросил угасающий Пузырев.

– Да круглая язва желудка у вас. Но это ничего, можно поправиться, – во-первых, будете лежать в постели, во-вторых, я вам порошки дам.

– Стоит ли, доктор, – молвил Пузырев, – не тратьте ваших уважаемых лекарств на умирающего слесаря, они пригодятся живым… Плюньте на Пузырева, он уже наполовину в гробу…

«Вот убивается парень!» – подумал жалостливый Порошков и накапал Пузыреву валерианки.

На круглой язве желудка Пузырев заработал 18 р. 79 к., освобождение от занятий и порошки. Порошки Пузырев выбросил в клозет, а 18 р. 79 к. использовал таким образом: 79 копеек дал Марье на хозяйство, а 18 рублей пропил…

– Денег нету опять, дорогая Марья, – говорил Пузырев, – накапай-ка ты мне зубровки в глаза.

В тот же день на приеме у доктора Каплина появился Пузырев с завязанными глазами. Двое санитаров вели его под руки, как архиерея. Пузырев рыдал и говорил:

– Прощай, прощай, белый свет! Пропали мои глазыньки от занятий у станка…

– Черт вас знает! – говорил доктор Каплин. – Я такого злого воспаления в жизнь свою не видал. Отчего это у вас?

– Это у меня, вероятно, наследственное, дорогой доктор, – заметил рыдающий Пузырев.

На воспалении глаз Пузырев сделал чистых 22 рубля и очки в черепаховой оправе.

Черепаховую оправу Пузырев продал на толкучке, а 22 рубля распределил таким образом: 2 рубля дал Марье, потом полтора рубля взял обратно, сказавши, что отдаст их вечером, и эти полтора и остальные двадцать пропил.

Неизвестно, где гениальный Пузырев спер пять порошков кофеину и все эти пять порошков слопал сразу, отчего сердце у него стало прыгать, как лягушка. На носилках Пузырева привезли в амбулаторию к докторше Микстуриной, и докторша ахнула.

– У вас такой порок сердца, – говорила Микстурина, только что кончившая университет, – что вас бы в Москву в клинику следовало свезти, там бы вас студенты на части разорвали. Прямо даже обидно, что такой порок даром пропадает!