Нина Голованова - Люк и Фек. Мир и Война

В октябре фронт подошел
Близко к Подмосковью.
Пали Вязьма и Орел,
Не до хладнокровья.
Женщин, маленьких детей
В поезда сажали,
Вывозили поскорей.
Те не возражали.
Из Москвы с тремя детьми
Прибыла невестка,
Всех устрой и накорми —
Людина повестка.
Вику младшую свою
Дочь кормила грудью.
Как солдат спала в строю
Дети были сутью.
Утром рано на завод,
В перерыв кормленье,
Дел домашних хоровод.
Не до размышлений.

Помогла невестке Люк
Подыскать работу.
Требовалось много рук
В эти дни заводу.
На чертежников был спрос.
Юлина работа.
Но как быть с детьми? Вопрос
Не был новым сроду.
Ее старший сын Олег,
Школьник и подросток,
В доме видел лишь ночлег,
Сладить с ним не просто.
Школу бросив, не сказал
Матери об этом,
Днем куда-то исчезал,
Плюнув на запреты.

Мать ругалась лишь сперва,
Позже с наказаньем,
Он не тратил на слова
Своего вниманья.
Младшенького грудничка
Вову в ясли взяли.
Было бабушке внучка
Жалко до печали.
Деток Юля никогда
Грудью не кормила.
Пережиток, ерунда,
В ясли относила.
Бабушка смогла спасти
Только внучку Тому,
Мать согласна не вести
В ясли. Будет дома.

Всем прибавилось хлопот.
Мама Люси тут же
Сдвинула на новый год
Возвращенье к мужу.
Он им весть прислал. Здоров,
Немцев нет в округе,
Не течет домашний кров,
Спрашивал о внуках.
Написали, трудно жить,
Попросив совета,
Как с Олегом поступить.
Стали ждать ответа.
Юля мужу на войну
Не про все писала,
Там проблем и самому
Выпало немало.

Тома с бабушкой была.
Юля на работе.
Вовочку домой брала
В пятницу к субботе.
А Олег вдруг стал курить,
Мать сама курила.
Как ему тут говорить!
Нет у слова силы.
«На табак где деньги брал?» —
«Собирал окурки». —
— «Карточек запас пропал
Прямо из шкатулки».
«Я не брал» — сказал Олег,
«Что тут отпираться!
Не купить нам даже хлеб,
Будем побираться!» —
Мать кричала. Сгоряча
Била парня сильно.
Злость, как лава клокоча,
Лезла изобильно.

Люк и бабушка вдвоем
Оттащили Юлю.
«Не исправишь все битьем
И не дашь пилюлю.»
На речь бабушки: «Свою
Мать жалеть ведь надо» —
Внук ответил: «Вот убьюсь,
Будет ей отрада!»

Тут Олег схватил пальто
И помчался к двери —
«Мне не нужен здесь никто,
Вы не люди, звери!»
Следом бабушка за ним,
Не догнать Олега.
От мороза будто дым,
Кашель бьет от бега.
Мимо прозвенел трамвай,
Взяв людей, умчался.
Вдалеке собачий лай
Где-то раздавался.

Бабушка пошла домой,
Там шло обсужденье
Ясно, уж само собой,
Внука поведенье.
Дуся вспомнила, что днем
Был водопроводчик,
Не могла стоять при нем,
Много дел всех прочих.
Баба Маша в магазин
Бегала за хлебом
Оставался он один.
Грех накажет небо!
Юля версию принять
Не хотела сразу,
«Мог ли взрослый не понять:
Гадко», — бросив фразу.

А Олега нет и нет,
Вот уж полночь скоро.
В доме выключили свет,
Темнота за шторой.
Не заснули до утра,
Думали, вернется.
Может это не беда,
Может обойдется.

Люк и Юля собрались
Заявить в милицию,
Там начальство дождались.
Люди краснолицие,
В отделение прибыв,
Им раскрыли тайну:
Труп лежал, уже остыв,
На путях трамвайных.
Мальчик. Он на колбасе
Вечером катался,
Скользко было в темноте
И не удержался.
Был при нем кисет пустой,
Ножик перочинный,
Стукнулся он головой,
Следствием — кончина.
Люда плакала навзрыд,
Юля словно камень
Серая и рот закрыт
Сжатыми губами.
А потом пришла в себя
И без колебаний
В морг одна пошла скорбя
Делать опознанье.

Надо было хоронить
Бедного Олега.
Грунт успел уже застыть,
Навалило снега.
Люк, Ивана и Петра
Встретив, попросила
Им помочь за два утра
Выкопать могилу.
Согласились сразу те.
Чтоб смягчить страданье,
Перед сменой на заре
Сделали заданье.
Думали для похорон
Завтра выбрать можно,
Но у Юли свой закон
Противоположный.
Как решила этим днем
Хоронить сыночка,
Пусть горит земля огнем,
Прочь все проволочки.

Лошадь дали без хвороб
На конюшне старой.
Погрузить помог ей гроб
Конюх сухопарый.
Сани можно на полдня
Взять, но без возницы.
Юля кучером сама
Села в рукавицах.
Кладбище недалеко,
В деревеньке ближней.
Лошадь бегала легко,
Кучер был бы лишним.

Шел сухой и мелкий снег,
Солнышко в тумане.
На себя кипел в ней гнев.
Быстро мчались сани.
Вот деревня и старик
Вышел из избушки
Как из сказки лесовик,
В шубе и треушке.
«Где здесь кладбище, дедок?» —
У него спросила.
«Ты проехала, чуток
Угол зря скосила».

Юля сани развернуть
Захотела тут же
Но старик, успев вздохнуть,
Ей сказал: «Не нужно
Возвращаться так назад.
Объездной дорогой
Поезжай туда, где сад,
Дальше спуск пологий.
Если сразу прямиком
К кладбищу вернуться,
То покойником другим
Может обернуться».
Не поверила ему,
Что за предрассудки,
Развернулась на бегу
Вниз по первопутке.

Вот и кладбище. Старик,
Здешних мест смотритель,
Несмотря на громкий крик,
Был не просто зритель.
Очень ловко опустил
Гроб, потом лопатой
Грунт со снегом навалил
Горкою со скатом.
Юля долго у холма
Свежего стояла,
Плакать видно не могла,
Слова не сказала.
А когда пришла домой,
Попросила водку.
Люк из фляжки полевой
Налила ей стопку.
Выпив и чуть-чуть поев,
Спать ушла. Все молча.
Бабушка, сдержав свой гнев,
Лишь вздохнула горче.

Утром из больницы к ним
Марья заскочила
С сообщением плохим,
Вову хворь свалила.
Ночью привезли его
С жаром и поносом
Изнуренного всего
И с плохим прогнозом.
Люся, Юлю разбудив,
Рассказала это.
«Ты сейчас пойдешь?» — спросив,
Вышла без ответа.

Забежала в перерыв
Вовочку проведать.
Няня, дверь ей не открыв,
«Дайте дообедать» —
Крикнула, но на бегу
В дверь впустила стужу
И, узнав, идут к кому,
Стала как-то суше.
«Вот, пришла мать наконец
Думала — сиротка».
«Брат мой, Вовочки отец.
Вове я лишь тетка» —
Пояснила няне Люк.
Та же удивилась:
«У нее под сотню штук
Что ль детей родилось?
Разве может чья-то мать
Своего ребенка
Не жалеть и не ласкать,
Когда он в пеленках»?
Люся рассказала ей
Про большое горе.
«Божья Мать, спаси детей
От таких историй». —