Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

Банкетов принял его мордой об стол: дальше прихожей не пустил, разговаривали стоя. На заданные вопросы отвечал кратко, в подробности не вдавался. Да, он пару раз встречался с литератором Якушкиным, пробовал пристроить в театр его повестушку, только ничего из этого не получилось. И, уж конечно, он не в курсе, где в данный момент пребывает означенный Якушкин. Короче, отвяжитесь и будьте здоровы.

Дрынов отбыл несолоно хлебавши, но и убежденный в том, что негостеприимный старик всего не сказал, что-то такое скрывает. Поставить его телефон на прослушивание было минутным делом.

Поработав с накопившимися за сутки записями телефонных разговоров, Дрынов выделил одну-единствен- ную: Банкетов звонил Валерии Гряжской, главному режиссеру театра «У Красных Ворот». Причем звонил домой. Среди прочего состоялся у них обмен мнениями о недавнем скандальном происшествии в Кремле, о кусающемся кролике. О том, какого следует ожидать от кролика следующего подвига. Интересовался Банкетов и Якушкиным, спрашивал, не удалось ли его отыскать. Валерия отвечала, что знать ничего не знает об Якушкине, и постаралась свернуть разговор.

Так в поле зрения Дрынова попала Валерия Гряжская. Пришлось пригласить на исповедь в гостиницу «Будапешт» преемника Басавлюка в театре «У Красных Ворот», дежурного электрика. Новый «добровольный помощник» сообщил, что, по общему мнению, с Валерией в последние дни творится что-то странное. В театр она почти носу не кажет. Актриса Дашнакова прилюдно высказывала даже не предположение, а уверенность в том, что у Валерии начался новый роман, но вот с кем – непонятно. Все предложенные обществом кандидатуры были Дашнаковой решительно отвергнуты: она готова поклясться здоровьем, что речь идет о мужике, которого никто не видел и не знает. Скорее всего, об иностранце.

И тут в голове у Дрынова родилась совершенно изумительная идея. А что, если этот «мужик» вовсе не иностранец, а… Якушкин?

Я понимаю, необыкновенная интуиция капитана Дрынова может породить у читателя известное недоверие к автору этих строк. Но согласитесь, ведь Дрыновых в особых учебных заведениях чему-то да учат и уж, конечно, развивают интуицию, оперативное чутье.

Дрынов раскрутился на полную катушку. Добыл у технарей автофургончик, начиненный сказочной аппаратурой, с помощью которой можно фотографировать даже в полной темноте и подслушивать разговоры, ведущиеся за толстыми кирпичными стенами. Люкс, а не техника!

На следующее утро этот самый автофургончик с надписью «Школьные завтраки» на борту был оставлен в переулке перед домом Валерии. Два высококлассных специалиста нацелили аппаратуру на ее квартиру, что на третьем этаже.

Я не стану описывать всех научно-технических тонкостей – они представляют интерес для специалистов определенного профиля, а таковых, я надеюсь, среди моих читателей не окажется. А если окажутся, тем более разъяснять им нечего. К тому же сверхъестественные ухищрения оказались излишними: около четырех часов пополудни в одном из окон раздвинулись шторы и стал виден молодой человек. Прильнув к стеклу, он с заметной тоской взирал на переулок. Пока он находился в пределах прямой видимости, его успели сфотографировать, и не единожды. Превосходного качества фотографии были тотчас доставлены на Лубянку. После недолгого их изучения, сверки с фотографией Якушкина, добытой в отделении милиции по месту его прописки, Дрынов распознал того, кого длительное время разыскивал.

Вот с каким потрясающим известием влетел он в тот вечер в кабинет Сергея Митрофановича – и наткнулся на совершенно хамское к себе отношение.

Другой бы тут, ей-Богу, спасовал. Но не капитан Дрынов! Он решил, что Сергей Митрофанович на старости лет совсем сбрендил, с ним, видно, каши не сваришь, и помчался к собственному дяде генералу. Не столько с жалобой на Сергея Митрофановича, сколько рассказать всё как на духу. Дядя генерал нажал какие-то свои особые кнопки, и Дрынову через голову Сергея Митрофановича был спущен приказ: арестовать этой же ночью опасного государственного преступника Якушкина, скрывающегося на квартире гражданки Гряжской, а также и саму Гряжскую – потом разберемся. Дядя генерал рассчитывал тем самым уестествить и Сергея Митрофановича, ибо после памятного совещания у Председателя КГБ утвердился во мнении, что Сергей Митрофанович жуткий пролаза и Отпетый карьерист. Уестествить такого в радость.

А за толстыми кирпичными стенами дома сталинской постройки, в квартире на третьем этаже, разворачивался финал романа Валерии и Якушкина. После Бала тиранов что-то в Валерии надломилось, она уже не могла смотреть на окружающий мир прежними глазами. Действительность казалась мелкой и незначительной. И не было прежнего восторга перед Якушкиным.

На первой же репетиции в театре она учинила скандал. Репетировалась современная пьеса, по жанру – стопроцентная «чернуха». Пока без декораций и без костюмов. Очень скоро Валерии невмоготу стало наблюдать, как ее актеры, в импортных шмотках, сытые и преуспевающие, изображают кто бомжа, кто опустившегося алкоголика, кто неприкаянную наркоманку. «Прекратите это блядство!» – закричала она в гневе. Досталось и сидевшему на репетиции автору, миловидному литературному мальчику. Валерия швырнула ему в лицо тетрадь с пьесой, назвав ее бездарной стряпней, к которой она больше пальцем не прикоснется! И умчалась прочь из театра.

Одна мысль не отпускала Валерию – суждено ли ей снова увидеть Воланда? Или же на Балу тиранов он распрощался с нею навсегда? Втайне она надеялась на новую встречу и в своих разъездах по городу все время высматривала, не появится ли где серебристая карета.

А телефон, как и газеты и телевизор, приносил неутешительные вести. В Москве, да и по всей стране разворачивалась религиозная свистопляска. Вспыхнувшие волнения улеглись. «Что же твой кролик? – с вызовом спрашивала Валерия у Якушкина. – Спекся?». О новых подвигах кролика Кузи что-то не было слышно.

В те же дни произошло событие, может, и не столь глобальное, но крайне огорчительное: Валерию покинула Лайма Карловна – без всякого предупреждения отбыла к сестре в Ригу. «Латыши должны жить в Латвии», – так объяснила она свой отъезд. Тотчас разладился быт. Валерия до сих пор не имела представления, где и как добываются продукты, а это оказалось совсем непросто. Чистоту и порядок в квартире сменил жуткий раскардаш.

А Якушкин томился вынужденным затворничеством. Валерия все дни допоздна где-то моталась, оставляя его одного. Он пробовал работать, только ничего не получалось. Точно так же, как и для Валерии, Бал тиранов не прошел для него бесследно. Придуманные было сюжеты фантастического толка, и довольно складно придуманные, тут же нещадно им браковались. Увиденное на балу по силе своей превосходило любую фантастику. О чем же тогда писать? Может быть, о Калигуле? О Ричарде III? Или Ленине? Так ведь о них о всех уже столько понаписано! Под силу ему будет сказать что-то новое?