Виталий Ручинский - Возвращение Воланда или Новая дьяволиада

По-детски наивной виделась ему теперь и собственная повесть о кролике Кузе. Что за чепуха! Кролик, пробуждающий укусом совесть в человеке! Попался бы он тому же Калигуле!.. Потому и Воланд, материализовав Кузю, в итоге мало чего добился.

Оставалась надежда на то, что впечатления от Бала тиранов постепенно улягутся, разложатся по тайникам памяти, прорастут новыми побегами творческого воображения и фантазии. Родятся и новые сюжеты, и образы – надо только запастись терпением.

Очередная попытка приступить к работе каждый раз заканчивалась тем, что он… включал телевизор и тупо смотрел всё подряд, пока не возвращалась Валерия. «Ты опять не работал?» – спрашивала она. Он не знал, что ей ответить.

Не раз порывался он уйти. Бросить всё к черту, вернуться домой, увидеть Мишеньку, повиниться перед Леной. Что же его удерживало? Боязнь ареста? Странное дело, но об этом он меньше всего думал. Его удерживала любовь. Занятый творческими проблемами, он всё же не мог не заметить перемены в Валерии. Ее любовь утекала, как песок в песочных часах, как время, отпущенное приговоренному к смертной казни.

А он любил ее по-прежнему, может быть, даже сильнее. Пробовал себя успокоить-ночами в постели Валерия была всё такая же страстная и ненасытная. Но в неистовстве ее ласк угадывалось отчаяние, приближение развязки…

На исходе ночи в дверь позвонили. Валерия спала, а Якушкин лежал без сна рядом с ней. Он вышел в прихожую и тихонько спросил: кто там?

– Открывайте, свои, – послышался приглушенный голос Азазелло. Когда Якушкин отпер дверь, Азазелло с деланным спокойствием сообщил, что надо уходить: с минуты на минуту явятся их с Валерией арестовывать. Опередив Азазелло, в квартиру вошел кот Бегемот.

Якушкин вернулся в спальню, зажег свет, разбудил Валерию. С трудом объяснил ей, в чем дело. Оба начали торопливо одеваться.

– Возьмите с собой драгоценности, – сказал Азазелло. – Сюда вы навряд ли вернетесь.

– Пропади они пропадом! – воскликнула Валерия. – Нашли тоже, о чем беспокоиться!

Между тем Бегемот расположился в кресле, прихватил с журнального столика газеты и напялил очки.

– Поглядим, что пишут, – сказал он и зевнул, прикрыв лапой рот. Азазелло подошел к окну. Он не стал возиться со шпингалетами, а, верный своим привычкам, вышиб раму ударом кулака и показал жестом, чтобы Валерия и Якушкин забрались на подоконник. Едва они залезли, как перед ними, почти вплотную к стене дома, плавно и бесшумно опустилась карета. В приоткрытой дверце виден был Коровьев.

– А вы? – Якушкин обернулся к Бегемоту. Того целиком скрывала развернутая «Вечерка».

– Я вас прикрою, – ответил Бегемот из-за газеты и добавил: – Чего только не сделаешь ради хороших людей!

– Скорее! – свистящим шепотом произнес Азазелло.

Якушкин первый, Валерия за ним ступили с подоконника в карету. Снизу хлопнуло несколько выстрелов. Азазелло вошел последним, и карета, покачнувшись, поднялась над крышами, после чего перешла в горизонтальный полет…

Через считанные секунды в квартиру ворвался капитан Дрынов вместе с четверкой молодцов из группы захвата. Входную дверь отперли предварительно подобранной отмычкой, разбежались по комнатам, но обнаружили одного лишь черного кота – тот по-прежнему находился в спальне и читал «Вечерку».

– Если вы грабители, драгоценности на подзеркальнике,- с презрением произнес он.

Дрынов замер ошеломленный. Никогда прежде не доводилось ему иметь дело с говорящими котами. Бегемот же свернул газету и потряс ею в воздухе.

– О чем хочешь пишут! – Котяра сменил презрительный тон на доверительный. – А вот насчет Сергея Митрофановича вашего цыц-молчок. Оно и понятно – боец невидимого фронта. Впрочем, могло еще не попасть в вечерние новости.

– А что с ним такое? – попробовал Дрынов вступить с котом в диалог.

– Скоро узнаете, – отвечал Бегемот, отложив «Вечерку», и принимаясь за «Московский комсомолец».

Диалог прервался. Дрынов начал красться к креслу, а молодцам из группы захвата махнул, чтобы те заходили слева и справа.

– Вы мне мешаете знакомиться с прессой! – раздраженно прошипел Бегемот.

Дрынов прыгнул, вытянув руки, но загреб пустоту:

Бегемот успел ловко перелететь на подоконник, с него – на висевшую на одной петле раму и уселся на ней.

– Чему вас только в спецучилищах учат! – произнес он с откровенной издевкой.

Этого Дрынов уже не мог вынести. Сильно оттолкнувшись, он снова прыгнул, рассчитывая ухватить пристроившегося на раме кота – тому, вроде, и деваться было некуда. Но ухватил лишь верхний край рамы. Кот снова улизнул и оказался на подоконнике, а Дрынов повис на раскачивающейся раме. Изогнувшись, пытался ногами дотянуться до подоконника, чтобы вернуться в комнату, но в какой-то момент петля не выдержала, оторвалась, и он в обнимку с рамой полетел вниз. Бегемот с поднятой лапой проследил падение, закончившееся глухим ударом.

– Fin it a la commedia! [1]– произнес он, обращаясь к застывшим в оцепенении молодцам из группы захвата. Снял очки, оставил их висеть на шейной цепочке и вылетел в окно, слившись с ночной темнотой.

Карета приземлилась на Воробьевых горах, на знаменитой смотровой площадке перед Университетом. Все вышли.

– Прощайтесь с Москвой, – произнес Воланд. – Вам придется покинуть этот город. И вообще страну. Но вы не тревожьтесь-мы перебросим вас, куда пожелаете.

Якушкин молчал. Валерия несколько раз отрицательно качнула головой.

– Я не хочу, – еле слышно сказала она.

– Вы меня, наверное, не поняли. Вас обязательно схватят, начнут допрашивать, терзать, мучить. Спокойной жизни у вас больше не будет.

Опередив Коровьева, который уже всплеснул руками и готов был выступить с пространной расшифровкой Во- ландовых слов, Валерия на этот раз громко, с вызовом, сказала:

– А зачем мне спокойная жизнь? Я хочу с вами. Навсегда!

Наступила пауза. Воланд и Коровьев переглянулись.

– Что я должна делать? Принять яд? Я готова.

Воланд принял решение.

– Ну зачем же испытывать такие страшные муки? – сказал он, улыбнувшись. – Если вы того пожелали, я сердечно рад, мадам… Разденьтесь! – неожиданно приказал он.

Не отрывая взгляда от Воланда, Валерия принялась сбрасывать с себя одежду. Непослушные ее дрожащим пальцам крючки и пуговицы вырывались с мясом. Она вынула шпильки из прически, и лавина густых волос обрушилась на ее голые плечи. И вот уже совершенно нагая стояла она босиком на снегу перед Дьяволом.

Воланд развел руки в стороны, распахнул плащ. Валерия подалась к нему всем телом, и он заключил ее в объятия. Она исчезла внутри необъятного плаща. Всё это заняло несколько секунд. Воланд снова развел руки, распахнул плащ и выпустил Валерию.