Элизабет Джейн Говард - Смятение

– Силы небесные! – Вилли постаралась придать голосу должную долю изумления. – По крайней мере, это будет расплатой за стремление стать сестрой милосердия.

– О, по-моему, она его уже преодолела. Она слишком властная для этого.

Повисла пауза, а потом Вилли, тщательно подобрав выражения поделикатнее, спросила:

– А если она все же выйдет за него… есть вероятность появления потомства?

– Мне духу не хватило спросить. Мне представляется, нет… – Она умолкла, и какое-то время обе сестры углубились в мысли, которые, естественно, ни одна из них даже не смогла бы озвучить. Вилли закурила еще одну сигарету, а Джессика налила им обеим еще шерри.

– Как поживает Реймонд?

– О, с головой ушел в свою секретную работу в Вудстоке. Поскольку она секретная, то, разумеется, он о ней ни гугу. Только, похоже, работает он с утра и допоздна, а живут они в каком-то общежитии, так что вечера проводят в сложившейся компании. В самом деле забавно! Когда у нас не было денег, он и не думал о постоянной работе за зарплату: все время хотел управлять собственным бизнесом и всегда успевал хлебнуть с этим горя, а теперь, когда с деньгами полегче, он на постоянной работе за зарплату.

– Он же работал в школе.

– Да – после того, как не вышло с грибами. Но это в основном потому, что Кристоферу надо было учиться в школе, а нам приходилось платить всего половину. По-моему, он из тех, кто расстроится, когда война наконец-то подойдет к концу. Вернуться во Френшем и ничего не делать – бедный барашек умрет от скуки.

– До конца войны еще, похоже, далеко, – вздохнула Вилли. – Майкл на прошлой неделе участвовал в налете на Дьепп. Нет… Майкл говорил Эдварду, что атаку устроили для того, чтобы выяснить, на что это будет похоже, но там, должно быть, был сущий ад. Мы в Суссексе весь день слышали пушки – жуть и ужас. Нам было только видно, как над нами летали самолеты. Разумеется, Луизу ждет очень неспокойное время. Майкл, кажется, всегда готов лезть в самое пекло.

– Это что же, начало вторжения?

– Судя по всему, нет.

Джессика вздохнула:

– Полагаю, нам в самом деле весьма повезло.

– Повезло?

– Избежать всего этого. Я хочу сказать, мы вышли за мужчин, которые вернулись с войны. Нам не пришлось волноваться, не погибнут ли они.

– Не могу сказать, что чувствую особое везение, – сдавленно выговорила Вилли, а Джессика подумала: «Ну вот, опять… точно как мама, всегда все драматизирует…»

– Что Эдвард? – спросила она с натужным оживлением.

– Все в порядке. Смертельно устал. – Вилли взглянула на часы. – Боже! Должна лететь. Можно я вызову такси? Надо еще заехать к Хью переодеться. Мы с Эдвардом обедаем у Стори – опять свадебные дела. Большое тебе спасибо, дорогая. Мы славно передохнули.

«От чего?» – спросила себя Джессика, когда Вилли ушла. Вилли заполучила соблазнительный брак для своей дочери, явно не затратив ни малейших усилий. Надо признать, Луиза очень привлекательна, но и Анджела, может, не так ярка, но мила: крупные гармоничные черты лица, восхитительная фигура – девушка-статуэтка с налетом отрешенности, который дорогая мамочка одобрила бы. Но, видимо, чересчур отрешенна: после той злополучной истории с режиссером Би-би-си у нее, похоже, ничего не происходит. Поначалу это вызвало облегчение, но теперь слегка тревожит. Из Би-би-си Анджела ушла и стала работать кем-то в министерстве информации, а значит, что хоть и причастна к военной службе, но все же еще на нее не призвана. Снимает квартиру вместе с какой-то девочкой, и Джессика почти не видит дочь. Ее мечты о дебютантке, вышедшей замуж за достойного человека, чья фотография украшала бы первую страницу «Кантри лайф», а в дальнейшем вращавшейся в свете, поблекли. Теперь, подумала она, ей бы стало легче, если бы Анджела замуж вышла хоть за кого-нибудь.

– Ну и?

– Если ты спрашиваешь меня о вечере, Ци, то я нашел его и приятным, и здравым.

– Почему приятным?

– Они прекрасная пара. Хребет английского общества.

– А-а! Ты прав, разумеется. Полагаю, я всегда предпочитала более живописные, хоть и менее полезные части тела.

– Он ведь наверняка привлекательный мужчина? И храбрец. Два креста за заслуги и представление к Кресту Виктории в последней войне.

– В самом деле? Я и не знала.

– И она приятная женщина.

– О да. Таково большинство жен. Только подумать, скольких приятных жен мне приходилось терпеть! Слава богу, ты ушел из политики. Это резко сократило количество женщин, с которыми приходится обедать.

Он провел ласкающей рукой по ее чудесным густым серебристым волосам.

– Ну, милая Ци, будь по-твоему, вообще не было бы женщин. Была бы ты – и мир, заполненный красивыми, занимательными и удалыми мужчинами. И еще немного куриц, сидящих на яйцах где-то на заднем дворе, вдали от глаз.

Она слегка улыбнулась, но глаза ее заискрились.

– Расскажи, что было в этом вечере здравого?

– По-моему, мы уладили множество нудных свадебных приготовлений без споров и без пререканий, а говорят, это редкий случай.

– Большая радость говорить, что ты возьмешь на себя часть расходов на прием.

– Мы приглашаем так много народу, что, мне показалось, так будет правильно. И он твой любимый сын. И ты одна из немногих женщин, о ком бесполезно вспоминать присказку про потерю сына и обретение дочери.

Она подала знак, что хотела бы встать с дивана, на котором лежала.

– Впрочем, тебе она нравится, не так ли, милый?

– Малышка Луиза! Конечно же, она мне нравится. Я в восторге от нее. Такая забавница, такая чаровница и так юна!

Она уже стояла на ногах, он вложил свою руку в ее, и они неспешно двинулись к спальням.

– А сына я не потеряю, – произнесла она. – Ничему, кроме смерти, этого не добиться. Умирать же я совершенно не намерена. Слишком уж хочу увидеть внука.

Когда она оказывалась одна (а в последнее время так случалось почти все время) и ее совершенно одолевала вялость, она пыталась сложить из кусочков себя самой узнаваемую фигуру, чтобы попытаться разобраться, кто она. На актерских курсах они часами обсуждали типажи людей – грани их личностей, особенности нравов, причуды поведения или темперамента. Обсуждали действующих лиц в пьесах, конечно, и неделями ругали «плохие» пьесы, персонажи которых были двумерными – вырезанными из картона фигурами без глубины. Когда же она поговорила об этом со Стеллой и трусцой прошлась по всем своим теориям, Стелла сказала: «Конечно же, потому-то Шекспир с Чеховым – единственные драматурги, наделенные талантом. Их герои больше похожи на яйцо. С какой стороны ни взгляни, они никогда не выглядят плоскими, за ними следует что-то таинственное из-за угла, который вовсе и не угол, но в то же время всегда представляешь себе цельную фигуру…»