Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

Ух, как я был счастлив! И родители мной гордились. А потом Чернобыль… Отец туда поехал по долгу службы и по зову сердца, он такой был, ну и нахватался там… Через полгода сгорел. А мама еще пожила, порадовалась моим успехам, внука понянчила. А потом ее парализовало. Два года она лежала, даже говорить не могла. Моя жена не выдержала, забрала сына и ушла. Вот тут я узнал, почем фунт лиха! Всему научился. В общем-то справлялся, только глаз маминых вынести не мог… Она так страдала, когда я ее обихаживал. Потом, к счастью, нашлась одна женщина-баптистка, которая согласилась за ней ходить, и мама успокоилась. Я тогда мало зарабатывал, все деньги уходили на сына и сиделку, вот и начал сниматься в сериалах, за них платили прилично. Я поначалу не относился к этому серьезно, а именно сериалы и принесли мне настоящий успех. Единственное, что могу сказать, — я всегда работал честно…

А потом мама умерла, и я остался один. Жена хотела вернуться, но я не принял… Один раз она меня предала, значит, легко предаст и еще.

— А что ж больше не женился? Думаю, недостатка в претендентках у тебя нет.

— Что верно, то верно, — засмеялся он. — Но знаешь, Шадрина, неохота связывать себя… Я все сам умею и живу так, как хочу, никому не отчитываясь. Мне хорошо…

— Я тебя понимаю, в одиночестве есть много прелести.

— Конечно! А особенно когда ты целыми днями и ночами на людях… Зимой я живу в Москве, летом стараюсь как можно чаще бывать здесь. Знаешь, я в детстве ненавидел эту дачу, меня заставляли тут вкалывать на огороде, воду таскать… Когда мама слегла, я хотел продать к черту эту халупу, но дача была записана на ее имя, доверенности не было, словом, канитель, а времени ни на что не хватало, замотался и не продал, а потом, уже после ее смерти… Как сейчас помню, какие-то неприятности были, устал как бобик и буквально приполз сюда.

А тут сирень, соловьи поют, воздух свежий. Ну я и пропал. А когда начал вещи разбирать, нашел письма отца к маме, он часто уезжал надолго на полигоны и писал ей… Такие хорошие письма, чистые, наивные в чем-то, сейчас, наверное, таких писем уже никто не пишет… И в этих письмах он мечтает о своем домике за городом, а в более поздних, когда домик уже был, дает маме советы, как в его отсутствие сделать то-то и то-то… И я понял, что просто не имею права продать… И сносить не хочу, вот и взялся сам тут колупаться… Иногда с другом приезжаю, он инженер-строитель, дельные советы дает…

— А поклонницы тебя тут не одолевают?

— Пока, слава богу, нет, — засмеялся он. — Динка, слышишь, как соловьи поют? А в твоем этом городишке есть соловьи?

— Да что ты, откуда?

— А у тебя есть.., друг? — спросил он вдруг шепотом.

— Друг или любовник, что тебя интересует?

— Любовник!

— Нет, сейчас нет. А вот друг есть.

— Просто друг?

— Просто друг!

— Он что, импотент? Или голубой?

— Ни то ни другое.

— Значит, слепой?

— Да нет, зрячий!

— А, понятно, полный идиот!

— Напротив, очень умный человек.

— Тогда, наверное, он Квазимодо и ты не видишь в нем мужчину, да?

— Ну что ты, он весьма привлекателен. Но у нас просто дружеские отношения.

— Ну, не знаю, может, я ваших европейских штук не понимаю. Но я точно не голубой, не идиот и определенно не импотент…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сказать — ничего. Я просто хочу тебя…

Я проснулась от странного звука, какого-то железного лязганья. И вдруг откуда-то из глубин памяти или даже подсознания всплыло: это разматывается цепь на вороте колодца! Боже, неужто еще есть такие колодцы? Я вскочила и подбежала к окну. Да, колодец, а у колодца в одних трусах стоит Костя. Вот он вытащил ведро и опрокинул на себя.

Восторженно вскрикнул, видно вода холодная, и стал опять спускать ведро. Мне стало завидно.

Я завернулась в простыню и крикнула:

— Костя!

Он повернулся ко мне и выпустил из рук железную ручку. Ведро с грохотом ринулось вниз, а он медленно пошел ко мне, встал под окном. У меня захватило дух от выражения его лица.

— С добрым утром, Шадрина.

— Костя, я тоже хочу вот так, водой из колодца.

— Так в чем проблема?

Он протянул руки:

— Иди ко мне!

— Прямо в окно?

— Конечно, прямой путь всегда короче!

И он вытащил меня через окно и на руках отнес к колодцу.

— Но вода ледяная, учти!

— Ничего, выдержу!

— Ну смотри!

Он вытащил ведро.

— Не передумала?

— Нет!

На лавочке возле колодца стоял ковшик. Он зачерпнул им воду из ведра.

— Попробуй, а то потом скажешь, что я не предупредил…

Вода была ледяная, даже зубы заломило, но такая вкусная, кажется, я никогда еще не пила ничего вкуснее.

— Давай! — решительно заявила я и зажмурилась.

— С головой?

— Ой нет, с головой не надо!

— Слушаюсь. Ты простыню-то сними.

— Нет, не стоит…

— Да чего уж там! — ласково улыбнулся он. — Снимай, снимай, я тебя потом в нее заверну!

Он сам снял с меня простыню, и не успела я опомниться, как окатил меня ледяной водой.

Я взвыла:

— Ой! Ой!

— Тихо, весь поселок перебудишь! Рано еще! — И он накинул на меня простыню. — Ну как?

— Здорово!

— А еще разок слабо?

— Ничуть!

— Правда?

— Чистая правда.

Он опрокинул на меня еще одно ведро, а потом подхватил на руки и отнес в дом, на кровать, где мы и остались еще надолго. Но в половине десятого он сказал:

— В одиннадцать у меня репетиция.

Мы вдвоем мгновенно прибрались, успели даже выпить кофе с подсохшим лавашом и копченым сыром.

— Куда тебя отвезти?

— До первой стоянки такси.

— Ни в коем случае. Ты где обитаешь? На Сретенке? Я успею. На самый худой конец опоздаю на репетицию на десять минут. Не каждый день все-таки сбывается то, о чем мечтал тридцать лет. Должен заметить, что ушат холодной воды в иных случаях не охлаждает пыл, совсем даже наоборот, ты согласна?

Что это со мной? Я совершенно не в себе. Все время вижу перед собой его глаза, слышу голос, такой красивый, нежный, и по минуткам вспоминаю эту ночь… Наверное, все это зря, ничего хорошего это не сулит, но зачем думать о будущем, надо наслаждаться сегодняшним днем. Хотя, собственно говоря, сегодня наслаждаться я могу только вчерашним днем, да и то не днем, а вечером. И ночью.

И ранним утром с ушатом холодной воды. А сегодня — после репетиции у него запись на телевидении, вечером спектакль, а после спектакля он уезжает в Петербург, где снимается в очередном сериале. И вернется только через два дня. Но обещал звонить. А вот Рыжий что-то не звонит. Хотя зачем мне Рыжий? Но все-таки, почему он не звонит?

Странно, наверное, решил, что погорячился… Ну и прекрасно. Но что мне делать, куда себя девать?

Я хотела вечером пойти в театр, посмотреть на Костю, но он мне категорически это запретил.